Бронник простонал, как от сильнейшей зубной боли:
– Вы представляете, что сказали?
Я сказал зло:
– У нас выбор: либо суверенитет и полные свободы личности… на очень недолгое время, либо существование человеческого вида! Если подходить разумно, то для сохранения жизни на земле никакие предосторожности не должны считаться чрезмерными.
Кремнев сказал тяжело и веско:
– Если подходить разумно… Владимир Алексеевич! А как же честь, достоинство, амбиции, дуэли за оброненный платочек?.. Малые страны очень обидчивы. И за посягательство на свой суверенитет пойдут на что угодно…
– Отказ от инспекций, – сказал я, – мгновенно ведет к отказу от суверенитета! Мы вправе забрасывать с воздуха любые группы для проверок подозрительных объектов…
– Когда вы говорите «мы»…
Я уточнил:
– …то имею в виду цивилизованные страны, что понимают опасность новых технологий. Пусть отряды морских котиков забрасывают Штаты, Германия, даже Андорра, лишь бы все опасные ростки подавлялись… нет, уничтожались прямо на корню… Истреблялись! Любые исследования можно проводить только гласно и под международным контролем. Полностью прозрачно и по заранее обнародованным программам.
Кремнев поинтересовался с недоверием:
– А те, которые не обнародовали свои программы…
– Должны быть закрыты немедленно, – отчеканил я. – Более того, желательно уничтожать все, что успели сделать. Честному человеку нечего прятать от закона, не так ли?
Он посмотрел на меня с уважением.
– Знаете, юноша, я говорил здесь мягче, и то меня били…
– Я очень мягкий человек, – заверил я. – Но сейчас на кону стоит быть или не быть человечеству. Без дураков. Это не гипербола, не метафора, не литературная красивость. Так и есть, генерал. И количество угроз будет только возрастать. Сейчас ситуация чрезвычайная, а люди живут, словно они еще в эпоху промышленной революции!.. Или даже Галилея.
– Процесс пошел, – заверил меня Мещерский.
– Медленно! – возразил я.
Кремнев кивнул, но смолчал.
– Медленно, – согласился Мещерский со вздохом. – К сожалению, у нас тоже демократия, а она не позволяет решения принимать быстро.
– Двое наших агентов погибли, – напомнил я, – пытаясь узнать, что там в удаленном уголке Туниса. А нам удалось решить проблему с великим трудом, хотя один все-таки был ранен и у нас. Но такие меры недостаточны, потому что это кустарщина… и прошлый век!
Никто не проронил ни слова, даже не шелохнулся, только Кремнев подвигал задом в кресле, все еще не сводя с меня взгляда.
– Договаривайте, – попросил Мещерский мягко.
Я сказал зло:
– Если страна отказалась подписать конвенцию о немедленных проверках на своей территории, то мы… я имею в виду страны, которые берут на себя ответственность за выживание человечества, можем… да что там можем, обязаны!.. да, обязаны нанести по той точке ракетно-бомбовый удар.
В наступившей гробовой тишине гулко прозвучал голос Кремнева:
– Лучше ракетный. Самолету и лететь долго, и запрашивать разрешение стран, через территорию которых…
– Ракетный, – согласился я. – Наконец-то кто-то решился. Спасибо, генерал!.. В города, правда, придется забрасывать десантные группы по точечному устранению, но это будет позже. Сперва все будут стараться строить лаборатории в удаленных местах.
Мещерский заметил с некоторым удовлетворением:
– Лаборатория в труднодоступном или просто удаленном месте сама по себе подозрительна. Государству, на чьей территории она расположилась, трудно будет оспаривать ее уничтожение. Даже если само правительство санкционировало ее создание.
Кремнев сказал бодрым голосом:
– Что-то мне ученые начинают нравиться. Рядом с ними меня скоро начнут называть голубем… Владимир Алексеевич прав, он смотрит в завтрашний день, а мы все еще во вчерашнем с его методами. Хотя ему, как агенту госдепа верить рискованно, но мы же такая структура, со всеми умеем работать…
Я сказал с наигранным недовольством:
– Антон Васильевич, идите в жопу со своими шуточками! Сами видите, я был прав насчет расширения взаимных проверок.
– Со взаимными у нас все в порядке, – напомнил он.
– Со Штатами?
– Да, – подтвердил он. – Каждый год друг у друга пересчитываем все ракеты и даже танки. Есть идея пересчитывать даже патроны, тогда можно дольше там гулять в казино и борделях.
– А как там с борделями? – поинтересовался Бондаренко.
– Лучше не бывает, – заверил Кремнев. – Как у нас в Госдуме.
– А от взаимных, – сказал Мещерский деловым тоном, – нужно перейти к международным. Убедить те режимы, которые под нашим влиянием, что режим проверок ныне не каприз отдельных стран, а необходимость. Которая и нам не нравится, но кто-то делать это обязан… Я сегодня же составлю докладную и передам ее на самый верх. Владимир Алексеевич, уверяю вас, в таких экстренных случаях у нас действуют очень быстро!
Распростившись с ними, развернул автомобиль и погнал к зданию нашего Центра, что разрастается с такой скоростью, что, да, верю Мещерскому в достаточно быстрое решение проблем глобальных рисков.
Однако натиск нужно усиливать, развитие хай-тека идет не просто по нарастающей, а по экспоненте. Так что решения придется принимать не просто быстрые и жесткие, а очень жесткие, непривычные для нас, все еще живущих в прошлом веке.
Непривычные и отвратительные.
Поднимаясь по лестнице, посмотрел глазами камер, кто чем занят, все-таки в отсутствие кота мыши обычно пляшут на столе, а у кого есть новенькая байма, азартно гоняет ее по экрану.
Но на этот раз пока все в работе, только Ивар и Данко азартно беседуют о будущем, когда станут совсем старыми, деловито обсуждают, кто кого должен воскресить, если до бессмертия вдруг не доживут, какие деньги на это потребуются и какая нужна будет сама процедура.
Если кто-то из них умрет раньше, чем будет найдено средство для продления жизни, то придется крионировать, для этой цели нужно сразу выделить неприкосновенную сумму, а также подписать с Кри усом договор на всю процедуру, начиная от замораживания и заканчивая бережным хранением до того времени, когда медицина разработает безопасный способ размораживания и возвращения к жизни.
Гаврош слушает краем уха, иногда бросает ехидные реплики. В его возрасте жизнь кажется бесконечной, и он уверен абсолютно, что доживет до бессмертия и сингулярности в любом случае.
Все повернулись в креслах, когда я вошел, но не встали, я запретил, мы не военные, и я не учитель, а они не школьники, а коллеги.
Я прошел к столу Ивара, повернулся, все смотрят в ожидании.
