Вроде бы ничего не изменилось, хотя что может измениться вот так сразу, когда кодируешь себя на более продолжительную жизнь?
Сегодня воскресенье, я дома с утра, весь зарылся в работу, будто карась в придонный ил, на свежую голову заменил еще в двух местах испорченные участки ДНК, нацелился, разохотившись, еще и на третий, но в коридоре прозвенел оставленный там мобильник.
Я сказал громко:
– Сири, попроси подождать!.. Через пару минут подойду.
Мне совсем не требуется открывать дверь, чтобы услышать ее голос и угрожающие нотки в голосе Ингрид:
– Я подожду. Но если он и через две минуты не вытащит свою задницу из кресла перед телевизором…
Две минуты мне понадобилось, чтобы снять стерильный халат, маску и резиновые перчатки, а когда вышел из лаборатории и миновал коридор, Ингрид уже зло и требовательно уставилась на меня с большого экрана.
– Что, в бассейне кайфовал?..
– Нет, – сообщил я, – на бильярде упражнялся. После бассейна. А то как буду выглядеть среди ваших генералов? Не все же играют только в карманный вариант…
– А что пил?
– Все, – согласился я. – Кроме того. А потом просто лежал и представлял тебя в одеждах баядерки.
– Ты паршивая гедонистская свинья, – сообщила она. – О рисках твоей цивилизации забыл совсем?
– Милая, – возразил я, – сейчас двадцать первый век!.. Это ты забыла про удаленный доступ. Я вижу и слышу все, что происходит в нашем Центре. И руковожу, не покидая лаборатории.
Она презрительно фыркнула.
– Да ну? И что я сейчас делаю?
– Ты сейчас вышла в холл, – сообщил я. – А до этого заходила в туалет, а там, кроме всего прочего, перекосив рожу, сладострастно царапала себе спину. Чесотку подцепила, что ли?
Она сказала зло и растерянно:
– Я в холле, верно, но насчет того, что чесала спину, врешь!.. И все придумываешь!
– Милая, – сказал я растроганно, – как же приятно видеть такую наивность!.. Забыла, что все пишется?.. Хочешь, отмотаю на тот момент, сделаю скрин и помещу в социальные сети?.. Или в коридоре Центра на Доску почета передовиков производства?
Она мгновенно вспыхнула яростью.
– Что?.. Я тебя тут же убью!
– А что такого? – спросил я невинно. – Все люди чешутся. Чего тут скрывать? Не понимаю… Ах да, забыл сказать, на этом переходном этапе от пещерных нравов к послепещерным доступ к тотальному просмотру только у меня. А охрана бдит только за входом, лестницей, коридорами… Теми местами, где все и так приосаниваются и подтягивают животы.
– Как же тебе повезло, – сказала она с тяжелым сарказмом. – Во всех туалетах камеры установил?
– Во всех, – подтвердил я. – А что такого? Не заметила, что теперь во всех фильмах главные герои время от времени заходят в туалет, писают и какают, выпучивая глазки от натуги?
Она передернула плечами.
– Омерзительно.
– Какая ты допещерная, – сказал я с сожалением. – А с виду вон какая… одни сиськи чего стоят!.. Это все делается для того, чтобы приучить народ, что в человеке нет ничего стыдного, чего нельзя показывать посторонним.
– А приличия?
– Пережиток, – отрезал я уверенно и нагло. – В каждом веке, даже в каждом отрезке времени свои пережитки, то бишь приличия. Даже на протяжении одной жизни меняются не по разу.
– Все равно ты свинья!
Я сказал успокаивающе:
– По крайней мере не стоит прятаться от проверяющих органов.
– Это ты проверяющий?
– Я консультирующий, – ответил я с достоинством. – Контролирующий. Да-да, контролирующий человечество на его трудном переходе из одной стадии в другую, потом быстро-быстро в третью, а затем уже с разгона прыжок в четвертую.
– А кто не успел, – съязвила она, – тот, как ты говоришь по-научному, опездол?
– Вот видишь, – сказал я довольно, – даже капитана контрразведки удается обучить научной терминологии!
Она сказала мечтательно:
– Как бы тебя придушить, гад?
– Пусть лучше увидят, – сказал я успокаивающе, – как ты какаешь, чем ворвутся к тебе ночью, выбив дверь, по подозрению в изготовлении в туалете биологического оружия. А заподозрить могут по утечке запахов… если забудешь смыть или очень уж мощно пукнешь.
Она сказала со злостью:
– Блин, и этот мир я защищаю? Или в самом деле чего-то недопонимаю?.. Давай собирайся. В шесть будет совещание высшего руководства.
Я спросил недовольно:
– А разве наш комитет по рискам не автономен?
– Автономен, – ответила она с неохотой, – но начальники отделов время от времени собираются на координацию своих действий.
– Собираются или их собирают? – спросил я. – Ладно, не отвечай. К шести буду. А так как шесть утра уже миновало, а до шести вечера еще семь часов…
– За тобой заехать? – предложила она. – А то у высоколобых бывают с памятью проблемы.
– Заезжай, – предложил я. – Заодно приведешь меня в форму.
– Чего-чего? – переспросила она. – А знаешь, что теперь называется сексуальным домогательством? Да еще с использованием служебного положения?
– Ладно, – сказал я, – тогда не заезжай.
Она подумала, сказала сердито:
– Как ты быстро сдаешься!.. Заеду, но сексуальное домогательство будет с моей стороны. Надеюсь, тебе стыдно будет подавать жалобу в комитет по защите животных?
– Ничуть, – заверил я. – Открытость и прозрачность общества предполагают, что в нашей жизни ничего не может быть стыдным. И чем мы высокодуховнее и законопослушнее, тем бесстыднее и безнравственнее.
Она сказала зло:
– Сейчас приеду и сразу убью! С порога.
Глава 5
Приехала не сейчас, пугает, но за три часа до начала совещания, так что успела и в форму привести, впрочем, себя тоже, и поужинать поужинали, а то на ночь есть вредно, после чего вытащила меня из дома и впихнула в автомобиль.
Я не стал уточнять, что за такое срочное совещание вечером в воскресенье. Понятно, достаточно и субботы, это демократам нужно отдыхать всю жизнь и ничего не делать, а для людей воскресенье – это уже начало понедельника.
Обязаны работать даже генералы, хотя, по расхожему мнению вечно недовольных интеллигентов, генералы только в гольф играют на генеральских дачах, выстроенных руками бедных солдат-срочников.
Едва выехали на шоссе, засветился экран на боковой панели, Данко послал вызов и ждет, я сказал коротко:
– Связь.
Появилось его лицо, покосился на Ингрид, но если я принял вызов при ней, то, значит, говорить можно, он сказал с чувством глубокого удовлетворения:
