– Как твое имя, – спросил я и уточнил, – настоящее?
Она ответила после недолгого колебания:
– Эсфирь.
– А-а, – сказал я, – Фира. Была в нашем классе Фира, Фирка, рыжая такая, толстая и веселая. Всех младшеклассников обучила, что еще можно делать с их письками… Подвижница. Многих спасла от комплексов в этой интимной сфере.
Она посмотрела искоса, еще не врубившись, похвалил я ту Фиру или совсем наоборот, я всегда серьезный и оскорбительно внимательный, словно она все еще женщина, а не равноправный член общества, которому тоже можно толерантно дать в морду.
– Я не Фира, – отрезала она в конце концов, – у меня родители из консервативных кругов общества.
– Ух ты…
– И воспитывалась, – продолжила она тем же тоном, – по самым строгим нормам. Мама мне сразу еще в школе сказала строго: ты только не пей и не кури!
– Радикалы, – сказал я с удовольствием. – Даже ультрарадикалы…
– Не в общепринятом смысле, – возразила она. – Это значит, они не приемлют никакого насилия! Даже в отношении к животным.
– К животным и я не приемлю, – согласился я, – а вот людей почему-то не жалко. В то же время я человек с абсолютно нормальной психикой. Даже не понимаю, почему так.
– Почему с нормальной психикой? – переспросила она. – Да, теперь это редкость.
– Фира Ройтблат, – сказал я. – Хорошее сочетание имени и фамилии.
Она вздрогнула.
– Я тебе фамилию не говорила!
– Правда? – спросил я в огорчении. – Почему такое недоверие?.. А мне показалось, мы просто родственные души. Хотя вообще-то я атеист…
Она сказала резко:
– Ты что-то слишком много знаешь.
– Ничуть, – заверил я. – До сих пор не могу найти более точный метод вторжения в ген. Представляешь?.. Вижу в нем опечатки, полузатертые буквы, а исправить не могу!.. Очень хочу, но не могу.
– Я не о том, – напомнила она.
– А-а, – протянул я разочарованно, – ты все о местных реалиях…
– Представь себе.
– Просто недостаточно хорошо, – пояснил я, – прячете концы. Тебя видели в Ираке, Пакистане, про Израиль вообще молчу, а сюда ты летела из Германии с пересадкой в Турции. Билет можно купить и на чужое имя, а вот установленные камеры фиксируют каждого, кто еще только подходит к зданию, а внутри так и вовсе проверяют с разных углов.
Она сказала саркастически:
– И все тут же сообщают тебе!
– Наверное, – предположил я, – нравлюсь камерам. А еще я такой нарядный. Ваши там дежурят?
Она сказала недовольно:
– Не только наши. Не понимаю, на что намекаешь…
– Да какие намеки, – сказал я, – понятно же, что ядерные заряды там точно не повезут.
Она сказала понимающе:
– Контрабанда по горным или барханным тропам?
– Кроме таможенных постов, – сказал я, – в любой стране хватает и хорошо протоптанных маршрутов для контрабандистов. Удобств, правда, меньше, но пройдя пешком пару миль, выходишь на дорогу, где можно то ли попутным, то ли же поджидающим…
– Ясно.
– В общем, – подытожил я, – красиво живут люди. А остальным только попеть, как бригантина поднимает паруса, и сразу схлопочешь от дорогого правительства и вообще силовых структур… Ваши люди следят за контрабандными тропами?
Она ответила после секундной заминки:
– Не за всеми.
– За всеми хватило бы народа разве что у ЦРУ, – согласился я. – Там хвосты друг другу заносят на поворотах от безделья, и за все платим мы, покупая доллары!..
Она поморщилась, но ничего не ответила.
– Значит, – предположил я, – бомбы повезут контрабандными. С таким товаром рисковать на таможне не станут.
Она отрезала:
– Ты так говоришь, словно ядерные компоненты еще будут ввозить в Дубай!
– А если они уже здесь? – спросил я. – Не думаю, что ваши агенты перекрыли все тропы.
Она зябко передернула плечами.
– Не пугай.
– Что, – изумился я, – Дубай жалко?
– Дубай пусть, – отрезала она, – хоть все Арабские Эмираты, но они тут же повезут в Израиль!
– Сперва бомбу нужно собрать, – сказал я утешающе. – Ее ж не везли как бомбу!.. По частям. Разными группами… А то и тропами.
– А если она уже здесь? – спросила она. – И покупатель сейчас собирает части в одно целое?
Я сказал бодро:
– Уверен, вы на границе с Иорданией утроили патрули.
– Тебе хорошо так говорить, – возразила она. – Твоя Москва никому не нужна, ее взрывать не будут, а вот Тель-Авив…
– Как это никому? – обиделся я. – Госдеп спит и видит!..
Она отмахнулась.
– Госдеп мечтает весь мир подмять, в том числе Израиль, но мы боремся куда злее вас. Вас уже почти подмяли, а мы, напротив, выходим из-под его тени.
– Хочется пострелять? – спросил я понимающе. – Азартная ты. Я это сразу почувствовал, как только сняла то, что у вас называется трусиками.
– А как это называется у вас?
– Не знаю, – ответил я. – Разве что стрингами?
– На стринги мода ушла быстро, – сообщила она. – Сейчас либо кружевные трусики, либо вообще без.
– А у тебя кружевные или без? – спросил я. – А то как-то не врубился с этой модой.
– Тебе было не до того, – сказала она обвиняюще. – Трусики бы он рассматривал! Извращенец. Нет, ты сразу, как пещерный человек…
– Маркс сказал, – напомнил я, – все идет по спирали. Не уточнил, правда, то ли вверх, то ли вниз.
– Плохо ты читал, – сказала она уличающе. – Вверх! Мы, евреи, оптимисты. Хоть и вечно жалуемся.
– Зачем?
– Можно выцыганить больше.
– Тогда уж выевреевить, – уточнил я педантично. – Знаешь, я не вижу других вариантов, как проехать к бедуинам и спросить, не провозили ли что-нить особо необычного.
– Каким бедуинам? Там нет никаких бедуинов!
– Но есть племена, – уточнил я, – что живут по старым добрым традициям.
– Думаешь, вот так все тебе и выложат?
– Не уверен, – ответил я, – но попытка не пытка, как говорил вождь всех народов.
– Это кто, Моисей?
– Какой Моисей, – сказал я обидчиво. – Моисей только для евреев старался, а Сталин – для всех людей на свете, как истинно русский человек.
– Это Сталин русский?
– Да, – ответил я с достоинством. – А ты не знала, что «русский» – это прилагательное, а не существительное, как у всех остальных?.. Это значит, русским предназначено править миром!
