– Кто эта новая?
– Гувернантка или что-то в этом роде.
– Какого же черта она сидит с нами за столом?
– Друг старой леди.
– Красивая голова, но никакого вкуса.
– Ни капли. Дай огонька, и пошли.
Сначала я рассердилась, но потом мне стало наплевать, ведь гувернантка ничем не хуже клерка, и у меня есть здравый смысл, если нет вкуса, но и вкуса у меня побольше, чем у некоторых, если судить по тем замечаниям, какие делают эти утонченные существа, затопавшие прочь, дымя, как нечищеные печные трубы. Ненавижу заурядных людей!
Четверг
Вчерашний день прошел спокойно – занималась с детьми, шила, писала в моей маленькой комнате, где очень уютно с лампой и камином. Узнала еще кое-что об обитателях пансиона и была представлена профессору.
Оказалось, что Тина – дочь гладильщицы-француженки, которая работает в прачечной при пансионе, гладит тонкое белье. Малышка прямо влюблена в мистера Баэра; бегает за ним по пятам, точно собачонка, когда он дома, и он очень рад, так как любит детей, хоть и «холоштяк». Китти и Минни Кирк тоже говорят о нем с любовью, рассказывают об играх, которые он придумывает, о подарках, которые приносит, о замечательных сказках, которые рассказывает. Молодые люди в пансионе, похоже, подшучивают над ним: зовут его Старый Фриц, Пенистое и Косолапый
[60] и придумывают всевозможные шутки с его именем. Но он только радуется этому, как мальчишка, и принимает все поддразнивания так добродушно, что все любят его, несмотря на его иностранные манеры и привычки.
Незамужняя леди, о которой я говорила, – мисс Нортон – богатая, добрая и культурная. Она заговорила сегодня со мной за обедом (так как я опять ходила в столовую; так интересно наблюдать за людьми!) и пригласила меня к себе в комнату. У нее много хороших книг, картин, она знакома с известными людьми и очень дружелюбна, так что я постаралась ей понравиться, потому что я хочу попасть в «лучшее общество», хотя и не того рода «лучшее общество», какое нравится Эми.
Вчера вечером я сидела в гостиной, когда вошел мистер Баэр с газетами для миссис Кирк. Ее не было, но Минни – маленькая старушка – очень мило представила:
– Это мамина подруга, мисс Марч.
– Да, и она веселая, и мы ее очень любим, – добавила Китти, enfant terrible
[61].
Мы поклонились друг другу, а затем рассмеялись, потому что чопорное представление и неожиданное добавление к нему представляли собой довольно забавный контраст.
– Да, да, я слышал, что эти озорницы досаждают вам, мисс Марч. Если такое повторится, позовите меня, – сказал он, грозно хмурясь, что привело маленьких негодниц в восторг.
Я обещала так и поступить, и он ушел; но, похоже, я обречена видеть его часто, так как сегодня, проходя мимо его двери, когда отправлялась на прогулку, я случайно стукнула по ней зонтиком. Она распахнулась, и там стоял он, в халате, с большим синим носком в одной руке и штопальной иглой в другой; он, кажется, совсем не был этим смущен, и, когда я объяснила, что произошло, и поспешила дальше, он помахал мне вслед рукой, в которой держал носок, и сказал громко и весело, как всегда:
– Хорошая погода для прогулки. Bon voyage, mademoiselle
[62].
Я смеялась всю дорогу, пока спускалась по лестнице, но было также немного грустно при мысли о бедняге, которому приходится самому чинить свою одежду. Я знаю, немецкие мужчины вышивают, но штопка носков – другое дело, да и не так красиво.
Суббота
Не произошло ничего такого, о чем стоит писать, кроме визита к мисс Нортон. В ее комнате полно прелестных вещей, и сама она была очаровательна – показала мне все свои сокровища и попросила иногда выходить с ней на лекции и концерты для компании – если я захочу. Она просила об этом как об одолжении, но я уверена, что миссис Кирк рассказала ей о нас, и она пригласила меня, желая оказать любезность. Я горда, как Люцифер
[63], но такие благодеяния таких людей меня не тяготят, и я приняла предложение с благодарностью.
Когда я вернулась в детскую, за стеклянной дверью был такой шум, что я заглянула в гостиную. Там на четвереньках стоял мистер Баэр – с Тиной на спине. Китти водила его на скакалке, Минни кормила печеньем двух маленьких мальчиков, а они рычали и метались в клетках, построенных из стульев.
– Мы играем в зверинец, – объяснила Китти.
– Это мой слон! – добавила Тина, держась за волосы профессора.
– Мама всегда позволяет нам делать, что мы хотим, по субботам, когда Франц и Эмиль приходят в гости. Ведь правда, мистер Баэр? – сказала Минни.
«Слон» сел, глядя на меня так же серьезно, как остальные, и сказал:
– Даю вам слово, что это так. Если мы слишком расшумимся, скажите нам: «Тихо!» – и мы станем потише.
Я обещала, но оставила дверь открытой и наслаждалась весельем не меньше, чем они, – свидетелем более великолепных шалостей мне еще не приходилось быть. Они играли в пятнашки и в солдатики, танцевали и пели, а когда стало темнеть, все забрались на диван и сидели вокруг профессора, который рассказывал им чудесные сказки об аистах на трубах домов и о маленьких кобольтах
[64], которые скачут верхом на падающих снежинках. Я очень хотела бы, чтобы американцы были такими же простыми и естественными, как немцы, а вы?
Мне очень нравится писать вам, и моему письму не было бы конца, если бы не соображения экономии, так как хотя я пишу мелко и на тонкой бумаге, меня все же бросает в дрожь при мысли о марках, которые потребуются для этого длинного письма. Перешли мне письма Эми, как только вы все их прочитаете. Мои скромные новости прозвучат очень невыразительно после всего ее великолепия, но тебе они понравятся, я знаю. Неужели Тедди учится так напряженно, что не может найти времени, чтобы написать старым друзьям? Заботься о нем хорошенько, Бесс, ради меня и расскажи мне все о малютках и всем передай приветы
от твоей верной
Джо.
Р. S. Когда я перечитала это письмо, оно показалось мне слишком «Баэрным», но меня всегда интересуют необычные люди, и к тому же мне, право, почти не о чем больше писать. Благослови вас Господь, дорогие!
Декабрь
Драгоценная моя Бетси,
