И еще нечто очень интересное заметил наш корреспондент, тоскуя в неизвестности посреди больничных стен. После пятичасового пребывания артиста в клинике возле его палаты появилась женщина с перепуганным лицом, в сопровождении одного из друзей Евгения. Она буквально ворвалась в палату, где пробыла минут десять. Наблюдательный фотограф подсмотрел, что, когда она вышла из палаты, глаза ее блестели от слез, а с губ начисто исчезла помада. После женщина была замечена за милой беседой с матерью Жени.
Надо отметить, что все прежние женщины, замеченные в обществе артиста, на поверку оказывались или подругами его матери, или дочками этих самых подруг, или костюмершами или гримершами, которых галантный Женя водил в рестораны в благодарность за отлично выполненную работу. Мы срочно подняли архив, но испуганной посетительницы там не обнаружили. Так кто же она, господа? Затянувшееся одиночество первого жениха страны давно уже всерьез пугает армию его поклонниц. Ради их спокойствия нам бы хотелось как можно скорее узнать имя этой женщины и точно установить, в каких отношениях она находится с артистом. Друзья Дорохова, как обычно, отказываются от комментариев. Лишь один из них прозрачно намекнул, что эта женщина как-то связана с прошлым Жени. Мы заинтригованы! Просим всех, кто узнал неизвестную по фотографии, немедленно связаться с нашей редакцией».
Самолет уже набрал высоту и величаво плыл вперед, расталкивая облака. А Олеся даже не заметила, в какой момент он оторвался от земли. Ей было плохо, тошно. Она чувствовала себя так, будто узнала, что объявлена во всесоюзный розыск. Как посмели эти журналисты объявить на нее охоту? Как посмели смаковать подробности, превращая все хорошее в нечто отвратительное, дурно пахнущее, клубнично-продажное? Знает ли про эту статью Женя? И что скажет, когда узнает? Не упрекнет ли ее в том, что она была так неосторожна, что не сумела укрыться от внимания человека с фотокамерой?
И вдруг Олеся отчетливо поняла: им предстоит расстаться. Никакая любовь не в силах противостоять такому цинизму. Она же просто не сможет посмотреть ему в глаза! И Олеся заплакала тихонечко в своем углу, все так же закрывая ладошкой лицо.
На работу она по прилете в Питер так и не поехала. Позвонила и пожаловалась на сильное отравление. Как она могла поехать в офис, если там уже все наверняка прочитали эту ужасную статью. Да ее сведут с ума расспросами! Даже голос секретарши, принявшей сообщение о болезни, показался Олесе каким-то неестественным. Едва выслушав, девушка попыталась что-то спросить. Но успела произнести лишь:
– Олесь, а…
Но та уже швырнула трубку. И поехала домой залечивать душевные раны.
Вовсю трезвонил телефон. Олеся взяла трубку, приблизила к уху и замерла, не произнося ни звука. Она на ходу постигала законы конспирации.
– Леська! – долетел до ее ушей такой родной и любимый Женин голос.
– Женечка, – прошептала она, прижимая трубку к уху.
– Ты что же по мобильному не отвечаешь? Забыла после самолета включить, да?
– Забыла…
– А почему у тебя такой голос? – вдруг занервничал на другом конце провода Женя. – Что случилось, Лесенька?
– Ты видел статью в газете? – тревожным шепотом спросила его Олеся. – Ну, эту, с моей фоткой?
– Да-а, мне уже принесли ребята. А ты что, расстроилась из-за нее?
Олеся промолчала. Расстроилась – это явно не то слово, чтобы передать ее нынешнее состояние.
– Послушай, Лесь, но ведь это ерунда, – заговорил Женя. – То есть нет, конечно, для тебя сейчас это совсем не ерунда. Вот я сейчас пытаюсь вспомнить свое состояние, когда про меня в первый раз напечатали какой-то бред. Честное слово, я готов был вызвать журналистов на дуэль. А мама как переживала – страшно вспомнить. А потом мы просто привыкли и перестали обращать внимание. Вот, Леся, ты просто скажи себе: это не про меня. Это не имеет ко мне ни малейшего отношения. Я могу сколько угодно возмущаться такими публикациями, но я ведь не ухожу из профессии, даже не перестаю сниматься в кино. А значит, я это принимаю. Как неизбежное зло. Ты понимаешь?
– Понимаю.
– Ну, не перестанешь же меня любить, если журналисты напечатают о нас какую-нибудь гадость? – шутливо осведомился Дорохов.
– Конечно, не перестану, – спокойным и серьезным голосом произнесла в трубку Олеся. – Ну как ты мог подумать, что из-за такой-то ерунды… Жди, я скоро прилечу к тебе. Все равно соврала на работе, что ужасно больна.
Они с Верой Ильиничной готовили праздничный обед к Жениному возвращению из больницы. Дата выписки была пока неизвестна, но врачи уже пообещали: вот-вот. И обе женщины, крутясь у плиты, словно пытались наколдовать скорейшую встречу с любимым человеком. Когда позвонили в дверь, Вера Ильинична рысцой затрусила в прихожую. Олеся осталась наблюдать за дозревающим соусом. Краем уха она слышала, как хозяйка подробно выспрашивает строгим голосом, кто и зачем пожаловал. Потом хлопнула дверь. Через минуту женщина заглянула на кухню и сказала немного сердито:
– Олеся, там один человек пришел, хочет с тобой поговорить.
– Какой еще человек? – мигом разнервничалась Олеся.
– Не бойся, это какой-то товарищ Жени. Иди, я сама тут все закончу.
В просторной гостиной расположился по-хозяйски высокий чернявый человек с прилизанными волосами. Из-за ушей выглядывали смешные глянцеватые завитушки. Глаза у человека тоже были очень темные, пронзительные и недобрые. Олесю он оглядел с ног до головы с откровенным и оценивающим интересом.
– Павел, – представился он затем, не вставая, но неким волнообразным движением тела обозначая вставание.
Олеся кивнула ему и села на стул в противоположной стороне гостиной, интуитивно постаравшись увеличить между ними расстояние. Человек разглядывал ее с холодной усмешкой, но голос, когда он заговорил, неожиданно прозвучал с обвораживающей вежливостью:
– Не удостоите ли меня короткой беседой, Олеся, уж не знаю, как вас по батюшке? Впрочем, вы еще слишком молоды для отчества. Так поговорим?
– Поговорим.
– Олеся, уважаемая, вы тут у нас оказались просто втянутыми во всероссийский скандал, – поведал Павел и улыбнулся, обнажая синеватые десны. – Все спорят, с кем это у Жени роман и роман ли это вообще или какая-то очередная разводка. Ну, вы сами небось читали?
– Читала, – со вздохом согласилась Олеся.
– И что скажете?
– Ничего не скажу. Я просто не обращаю на это внимания, – сообщила ему свое новое кредо Олеся.
– Нет, подождите, это не дело, – почему-то разволновался Павел. – Этак только хуже сделаете. Мало не обращать внимания, надо направить все это громадье слухов в какое-то выгодное нам русло.
– Вы кто? – в упор спросила его Олеся, приподнимаясь со стула. Павел не нравился ей до такой степени, что хотелось, как в детстве, убежать с криком и забиться в угол.
– Ну, я консультирую Женю по его связям с общественностью, – туманно сообщил Павел.
