Но Марина уже что-то припомнила, потому что, не слушая больше, буквально закружилась волчком на месте:
– Ну, если спать с мужчинами – не скандал, то он, конечно, человек с большой буквы!
– Маринка, уважающий себя человек не читает желтую прессу! – напустилась на подругу Олеся.
– Ну а как уважающему себя человеку прикажешь быть в курсе событий? – парировала подруга. И добавила поскорее, потому что говорить дальше об артисте ей тоже было неинтересно: – Так я позвоню тебе перед отъездом. Скажу, как насчет студии, получилось или нет. – И, с высоты своего почти двухметрового роста, Марина по-матерински поцеловала Олесю в пробор.
– Можешь не трудиться, – себе под нос пробормотала та. В тот момент она была уверена, что даже под страхом смерти не переступит порога никакой телестудии. Только такого позора не хватало ей на старости лет. Свои проблемы и горести нужно таить, как сундук с сокровищами, – этой нехитрой житейской мудрости научили ее родители.
Потом нужно было заниматься подготовкой к поездке, вести последние переговоры на фирме, и Олеся напрочь забыла о разговоре с Мариной. Начальство, расщедрившись на курсы повышения квалификации, хотело получить от этой ситуации хоть какую-то выгоду. Олеся должна была за время учебы в Москве не только вырасти как профессионал, но и завязать прочные связи с несколькими потенциальными клиентами.
Одной из положительных черт Марины была ее фантастическая обязательность. Она позвонила Олесе на работу в тот самый день, на вечер которого был назначен отъезд. И проговорила напористо, как о деле давно решенном:
– Так, бери ручку и пиши телефон. Я обо всем договорилась. Будешь светиться на шоу! Позвонишь, как только прибудешь в Москву.
– Так я на рассвете прибуду.
– Ничего, на рассвете и позвонишь! Она редактор утренних новостей, утро для них – самая страда. Значит, позвонишь и скажешь, что ты приехала из Питера, от Марины. Она в курсе проблемы.
И тут Олеся разозлилась, что вообще-то случалось с ней нечасто. Она покраснела, едва не расплакалась и, прикрывая трубку рукой, принялась выговаривать подруге:
– А кто тебя уполномочил сообщать о моих проблемах всему свету? Тем более что проблема существует только в твоем искаженном видении. Это что, очень приятно, рассказывать всем, какая невезучая у тебя подруга, как у нее не задалась жизнь, да?!
– Во дает! – помолчав немного в трубку, громко восхитилась Марина. – И это благодарность за мои старания? – И отключилась.
Ровно через полчаса у Олеси в сумочке пискнул пару раз мобильный телефон. Сообщение было от Марины. Никаких слов, только телефон, судя по первым цифрам – московский, и имя редакторши – Снежана.
Командировка в Москву должна была продлиться всего пять дней. За это время Олесе предстояло прослушать курс лекций канадского профессора, повысить квалификацию менеджера и поделиться с коллегами накопленным опытом. И в результате получить очередной диплом, в общем-то бесполезный, но приятный, как в советское время – почетная грамота.
Всех прибывших в столицу поселили в древнем общежитии где-то на Филях. Увидав номер на двадцать коек, Олеся немедленно пожалела, что вообще согласилась на эту поездку. Она хоть и не слишком была привязана к комфорту, но с трудом переносила чужие голоса над ухом и навязчивый запах не слишком чистых тел. Но и это оказалось еще полбеды. Другие женщины, прошедшие еще советскую закалку, немедленно стали заваривать в банках вонючие супы и открывать консервы. Не выдержав этой невообразимой смеси запахов, Олеся сбежала из общежития и до ночи бродила по скучному спальному району, совершенно такому же, в каком сама она жила в Санкт-Петербурге.
С первого дня стало ясно, что компания не сложилась: кроме нескольких женщин в возрасте, от которых Олеся старательно дистанцировалась, были еще ребята и девочки из провинции, шумные, диковато одетые, однако хорошо осведомленные о тусовочной жизни столицы. Они немедленно стали сговариваться о штурме модного ночного клуба. Олесю вежливо пригласили составить компанию, и она так же вежливо отказалась. И сразу после семинара поехала на Красную площадь. На следующий день – в Сокольники. А на третий день ей стало скучно. Странно, вот по Питеру она могла бродить бесконечно, в любую погоду, в слякоть и в мороз. А в Москве это почему-то не срабатывало. Через час ходьбы по чужим улицам у нее начинался приступ агорафобии.
На четвертый день она позвонила редактору Снежане. Просто для того, чтобы не обижать Марину. Ведь их дружба в последние годы и так уже висит на волоске.
Снежана слова выговаривала с такой скоростью, как будто косила врагов из пулемета:
– Что? Говорите! Какая Марина? Нет, не припоминаю. Из Питера? Насчет участия в шоу? А, да-да. Смотрю график. У вас есть какая-то интересная история?
– Не-ет! – перепугалась Олеся.
– Желаете записаться на кастинг? – торопила ее беспокойная Снежана.
– Зачем?
– Ну, чтобы озвучить уже написанную историю. Сколько вам лет?
– В районе тридцати, – дала Олеся весьма уклончивый ответ.
– На этой неделе ничего обещать не могу. Женщины вашего возраста очень активно желают сниматься в ток-шоу.
Последняя фраза оскорбила Олесю до глубины души. Она тотчас же попыталась дистанцироваться от несчастных, рвущихся на шоу женщин.
– Ждать я не могу, у меня командировка заканчивается, – проговорила она отстраненным голосом. – А побывать на передаче я хотела по работе.
Соврав, Олеся слегка запаниковала: а вдруг Снежана спросит, где она работает? Но редакторша ни о чем не спросила, лишь произнесла голосом таким усталым, будто был поздний вечер, а не самое начало дня:
– Ну, в таком случае могу вас записать на завтра на «Частную жизнь». Тема уже задана, и герои набраны. Вы придете и сядете в зале. Если у вас будет какое-нибудь интересное замечание или история по теме, вы сможете обратиться к специальным людям, которые будут находиться в зале. Или даже к самим ведущим. Постарайтесь быть в студии не позднее девяти утра. Все, до свидания, удачи!
Собственно, этим можно было и ограничиться. Лекции канадского профессора уже закончились, а на утренние часы следующего дня был назначен обмен опытом. И Олеся сама не поняла, в какой момент она решила оставить свой опыт при себе, семинар банально прогулять и оказаться вместо него в переполненном зале в телецентре «Останкино». От волнения и недосыпа ее здорово потряхивало. Олеся сцепляла руки в замок и твердила самой себе, как нерадивой ученице: «Под лежачий камень вода не течет – это истина. Какие удивительные истории начались именно с того, что человек решился и куда-то пошел. А я так нуждаюсь сейчас в какой-нибудь удивительной истории…»
По залу ходили люди с пачками листов в руках, бесцеремонно хватали прибывающих за руки, рассаживали, давали указания. Олесю несколько раз пересаживали. Сперва засунули в самый последний ряд, потом почему-то перевели в первый. Съемка долго не начиналась. Ведущие четыре раза выходили на сцену, и всякий раз что-то было не так, и они с непроницаемыми лицами вновь надолго исчезали. Олеся с тоской подумала, что эта неразбериха может длиться часами. А на улице – свежо и ясно, там зарождается весна, и ее дыхание изредка, налетами, но чувствуется в дуновении пока еще ледяного ветра.
