Наконец все как-то наладилось, завертелось. Но Олеся уже выпала из темы, перегорела, и лишь машинально соединяла ладони, когда по специальному сигналу к месту и не к месту взрывался хлопками зал. Потом, примерно к середине записи, она собралась, прислушалась, – и оказалось, что весь зал с серьезными лицами решает вопрос, есть ли ум у женщины. Через минуту Олесю затошнило от происходящего. На сцене какой-то шпендик, по виду типичный неудачник, с понтом доказывал, что женщина неумна по определению. Его оппонентами выступали несколько женщин, рассказывающих о своих успехах в искусстве или в бизнесе. Но шпендик не терялся, любой рассказ немедленно перебивал вопросом:
– А вы сами-то замужем или как?
И если женщина оказывалась одинокой, торжествующе орал в зал:
– Ну и о чем тут еще говорить?!
«Зачем я пришла? – терзала себя вопросом Олеся. – Боже, как стыдно! Еще покажут на экране мое лицо, и потом меня станут связывать с этим отвратительным фарсом».
И она завертела головой, прикидывая, как незаметно выскользнуть из зала. По удаче, сидела она почти в самом проходе, путь был свободен. Неудобно вскакивать у всех на виду, но могут же у нее быть особые обстоятельства? Олеся уже оторвалась от сидения и вдруг, к ужасу своему, услышала прямо над головой голос ведущего:
– Вот вам явно не терпится что-то сказать!
И шашка микрофона оказалась у нее прямо под носом. Олеся смутилась, налилась краской и проскрипела чужим, неузнаваемым голосом:
– То, о чем говорится в этом зале, – это просто какое-то средневековье. Глупо и гнусно.
– Да? – удивился ведущий и сфокусировал на Олесе заинтригованный взгляд. – И в чем же глупость и, как вы утверждаете, гну-усность? – Последнее слово он почти пропел трагическим баритоном.
А Олеся, сообразив, что надо как-то выкручиваться, бросилась на защиту своих позиций:
– У вас нет объективных критериев, если они вообще возможны в этом вопросе. Разговор идет на уровне: мне с ней неинтересно разговаривать, поэтому все бабы – дуры. Но ведь это еще Высоцкий написал:
Ну о чем с тобою говорить?
Все равно ты порешь ахинею.
Лучше я пойду к ребятам пить,
У ребят есть мысли поважнее.
– Я согласен с уважаемым Владимиром Семеновичем! – не разобравшись, воскликнул шпендик. – Получается, мужчина всю жизнь вынужден находиться перед дилеммой: с женщиной он вынужден быть по зову, так сказать, природы, в то время как ему намного интереснее с себе подобными.
Олеся же, нимало не обращая на него внимания, закончила цитировать:
Разговор у нас и прям и крут,
Две проблемы мы решаем глоткой:
Где достать недостающий рупь
И кому потом бежать за водкой.
– Я понял, – сказал ведущий. – Вы здесь представляете фиминистский взгляд на мужчин как на существ ничтожных и порочных.
– Да боже меня упаси утверждать такое! – от всей души заверила его Олеся. Ведущий все-таки казался ей человеком солидным и неглупым. – Я просто хотела сказать, что у мужчин и женщин разные сферы интересов. Даже разный язык. Только любовь совершает чудо, давая влюбленным возможность говорить на одном языке.
– И конечно, с такими взглядами, дамочка, вы катастрофически не замужем? – заорал со сцены шпендик.
– Ошибаетесь, – улыбаясь и глядя противному типу прямо в глаза, отчеканила Олеся. – Я замужем. И я счастлива, что мой супруг никогда не стал бы болтать со сцены подобный бред.
Сказав это, она гордо выпрямила спину, сжала руки на груди и до объявления перерыва ни на что больше не реагировала и на сцену не смотрела. Уходить из зала она не стала – это выглядело бы бесславным бегством. Зато, едва объявили перерыв, тут же бросилась искать выход из телестудии. И немедленно заблудилась в бесконечных коридорах и переходах. Вокруг были люди, но Олеся проносилась мимо них кавалерийским шагом. Она была слишком раздражена произошедшим в студии, чтобы вступать в разговоры. Да и у проходивших мимо нее на лицах словно была вывешена табличка: «Занят, не подходить!»
«Дай бог, чтобы эту сцену вырезали к чертовой бабушке, – непрерывно прокручивалось в ее голове. – А то ведь предстану перед всей страной этакой идиоткой! Родители, кажется, смотрят «Частную жизнь». Они умрут со стыда, если увидят меня в зале. Черт, что же я раньше об этом не подумала?! Да еще на всю страну заявила себя замужней!»
– Олеся! – окликнул ее откуда-то сбоку до боли знакомый голос. Она дернулась и застыла на месте, как взнузданная на бегу лошадь.
Мужчина стоял, наполовину скрытый дверью одной из многочисленных комнат, и, вытянув шею, разглядывал ее во все глаза. Невысокого роста, по-спортивному стройный, субтильный, он даже ногу вторую не поставил на пол, как будто сыграл партию в «Море волнуется» и теперь ждал решения ведущего. Губы по-детски округлились, как будто он готовился снова произнести ее имя. Олесе захотелось упасть в обморок. Она понимала, что происходит нечто необыкновенное и не имеющее никакого реального объяснения. Словно, заплутав в коридорах этого дворца иллюзий, вдруг попала в сказку. Но кажется, даже в сказках такого не случается.
А мужчина выпустил из рук дверь, вяло хлопнувшую о косяк, сделал шаг в сторону Олеси и слегка прищурился.
– Узнаешь меня? – спросил он уже с нотками недоверия, смущенный ее молчанием и неподвижностью.
О, конечно, Олеся его узнала. Узнала своего Гамлета, своего Дон Кихота, своего несчастного солдатика, потерявшего в горниле отечественной войны святую веру в правое дело. И, заметив нетерпение в его широко распахнутых серых глазах, кивнув, пробормотала:
– Узнаю.
Он уже стоял рядом, рассматривал ее с жадным интересом. Олеся втянула живот и почувствовала, как горячая волна заливает ее лицо.
– Ты что, москвичка? – спросил он каким-то странным голосом, как будто обижался на нее за что-то.
– Нет, ленинградка, – ответила она, не замечая, что называет свой город так, как назывался он в пору ее детства. – В командировку сюда приехала.
– У тебя работа связана с телевидением? – Пальцем правой руки он описал просторный круг.
– Нет, – пробормотала Олеся и покраснела еще больше – если, конечно, такое было возможно. – Просто заглянула на одно ток-шоу. Подружка… попросила.
– А я был на записи утреннего эфира, – сообщил мужчина и вдруг улыбнулся своей неповторимой, на всю страну знаменитой улыбкой. – Потом встретил товарища, и мы с ним крепко заболтались. В какой-то момент глянул на часы, спохватился, бросился бежать – и вдруг ты.
Олеся молчала, не делая даже попытки поучаствовать в разговоре. Еще несколько секунд – и волшебная сказка закончится сама собой. Зачем же своими репликами торопить конец? Ясно, что он перепутал ее с другой женщиной, которую, подумать только, тоже зовут Олесей.
