Эля заглянула в бумажку – и ей захотелось потерять сознание. Но вместо этого она погладила Марусю по голове и сказала ласково:
– Ничего, Марусечка, главное – мы офис сохранили. И остатки товара. А иначе куда бы мы с тобой пошли?
– Лучше бы другой сняли, – замотала головой подружка. – Хотя бы не было таких долгов.
– Офис в хорошем месте снять не так уж просто, – вздохнула Эля. – А мне надо родителей кормить, и уже сейчас.
Следующая неделя превратилась для девушек в чистый ад. С утра до рассвета бегали по фирмам, стараясь сбыть остатки косметики. Товар шел туго, все были слишком озабочены добычей хлеба насущного. Через три дня один из прежних знакомых, узнав, что у Эли есть склад, предложил ей принять три тонны капусты и своими силами распродать. Косметика была вынесена, скоро на складе прочно обосновались продукты питания. Торговля пошла куда живее. Не нужно было никуда бежать, клиенты, привлеченные рекламой, приходили сами. На складе теперь заправляла Маруся. Она же ночи напролет рисовала на альбомных листах красочную рекламу и развешивала ее на рассвете на столбах и стенах домов. Эльвира под немыслимые проценты занимала недостающую часть суммы. Деньги Акуле были выплачены в срок. Правда, паспорт он так и не отдал – припомнил еще какой-то Юрин должок и пожелал получить его с процентами.
Эта бесконечная, изматывающая борьба за выживание продолжалась около года. Эльвира выходила из офиса только по делам. Она не ездила к родителям, но регулярно им звонила и раз в неделю посылала к ним Марусю с деньгами. В обязанности девушки входило привезти деньги, сходить в магазин, приготовить еду на неделю. На вопрос Эли о состоянии родителей Маруся вздыхала и отвечала:
– Ой, да нечего, здоровы, только до чего мне их жалко, Элечка. Сидят себе за столом, книжками обложатся и толкуют о чем-то непонятном. Они у тебя ну просто как святые. Совсем не от мира сего. Институт их почти закрылся, всех отправили в бессрочный отпуск. А они все сидят ждут, когда же им позвонят, снова позовут работать.
Эля от затопившей ее жалости бессильно сжимала кулаки и говорила отрывисто:
– Стану богатой – честное слово, буду приплачивать этому институту, лишь бы работал.
– Ой, это ж какие деньжищи надо иметь! – пугалась Маруся.
– Ничего, заработаю!
Разговор происходил уже поздним вечером, подруги готовились ко сну. Обе вздрогнули, когда в прихожей загрохотала, открываясь, железная дверь. Ключ от офиса имел Акула и беспардонно им пользовался.
– Ой, Элька, жуй поскорее чеснок! – панически зашептала Маруся.
Эля тут же выхватила из кармана несколько чесночных долек и сунула их в рот прямо с шелухой. Едва успела прожевать, как в комнату без стука ввалился Акула.
– Доброй ночи, красавицы! – буркнул с порога. И тут же сморщился, оскалил гнилые зубы. – Опять твои штучки, арендаторша. Ты кончай мне эти номера откалывать!
– Какие? – безмятежно удивилась Эля. – А мы с Марусей припозднились сегодня, вот только поужинали.
– Че, правду про тебя говорят? – покосившись на расстеленную кровать, спросил Акула.
Раскладушку теперь сменил узенький диванчик, купленный девушками в магазине подержанной мебели. За недостатком спальных мест спали на нем вдвоем, валетом.
– Что говорят?
– Что ты с подружкой этой твоей страшенной – того?
– Чего – того? А, да, правда, – с готовностью закивала Эля.
– Ну, мне это по барабану, – не порадовал ее Акула. – Вот только третьей ее не предлагай, ни за что не соглашусь. А тебе бы я мог некоторые льготы предоставить. И кстати, паспорт свой назад не хочешь получить?
– Кстати, Акула, я как раз хотела тебе звонить, – с видом деловым и озабоченным перебила его Эля. – Ко мне тут как раз приходили…
– Кто приходил? – заволновался незваный гость.
– Ну, ребята какие-то. Спросили, почему они с моей фирмы до сих пор ничего не имеют. Но фирма-то не моя, я без паспорта оформить ее не могу. Так я им на тебя указала.
– Вот сука! Не могла сама разобраться!
– Ну, я просто им сказала, что уже плачу и что крыша может быть только одна. Разве неправильно? А еще из милиции приходили и тоже денег требовали. Так вот я совсем запуталась: кому платить?
– Да пошла ты со своими приколами! – У Акулы явно испортилось настроение. Рыкнув на девушек пару раз, он поспешно удалился.
Эля и Маруся радостно прыгали по комнате. Несколько дней, пока он будет разбираться с гипотетическими конкурентами по крышеванию, они смогут жить спокойно.
Эля нырнула под одеяло и блаженно закрыла глаза. А Маруся все вздыхала и рассматривала себя в маленькое круглое зеркальце.
– Ты чего? – сонным голосом окликнула ее Эльвира.
– Ой, да вот смотрю! – печально отозвалась Маруся. – Неужели я в самом деле такая страшенная, что можно при мне, как при мертвой, говорить об этом! И что ж я тогда удивляюсь, что с мальчиками у меня такая невезуха? Даже третьей меня не хочет, представляешь!
– Да кто говорит-то? – одернула ее Эльвира. – Гнида, а не человек. Будто его кто-то хочет. Радовалась бы, что тебе не надо чеснок жрать. У меня уже желудок этого не выдерживает.
– Я-то радуюсь, конечно, – вздохнула Маруся. – Только мне что-то грустно.
– Потерпи немного, Маруська. Скоро разбогатеем, и все мальчики будут твоими.
Маруся еще раз взглянула в зеркало, повернулась и анфас и в профиль, смахнула с ресниц непрошеную слезинку. И негромко пробормотала себе под нос:
– Деньги-то тут при чем? Деньги тут совсем и ни при чем.
– Что? – сонным голосом переспросила Эля.
– Да ничего. Пойду пожую дольку чеснока. Иначе получу газовое отравление.
К концу две тысячи четвертого года Эльвиру Мухину неожиданно полюбили журналисты. Журналы стали регулярно писать о ней, как о самой молодой и самой зубастой бизнесвумен в Санкт-Петербурге. Один журналист поднапрягся и приподнес образ Мухиной как образ женщины, чья личная жизнь – сплошная загадка для окружающих. Загадка обросла многочисленными домыслами. Другой журналист изобразил ее как женщину-вамп, построившую свой бизнес на костях мужчин. Фамилии жертв прилагались. Статья называлась «Акула».
– Только не это! – увидев название, простонала Эльвира.
Акула давно уже сгинул в вихре времени. Предположительно, лежал на Смоленском кладбище в компании таких же молодых да ранних. Теперь головной офис Мухиной находился на Невском проспекте. Склады были рассеяны по всем районам города и по области. Эльвира владела сетью продмагов, двумя кафе, а недавно приобрела ресторан, который обещал со временем превратиться в самое крутое и модное местечко в Питере. Железная Муха – прозвище из первых статеек нравилось ей куда больше.
Реанимировать родительский институт Эле не удалось. Он просто не дотянул до ее первых больших денег. Само его здание давно превратилось в деловой центр. Однако часть сотрудников теперь работала в комитете по исследованию окружающей среды под эгидой городских властей. Там трудились и родители Эли. Принимала ли Мухина участие в комитете и в его создании – история умалчивает.
