Поразмышляв с полчаса, Эля отыскала корень своих тревог. Владимир – вот на сегодняшний день самое слабое звено. Он ведет какую-то собственную игру. Возможно, хочет приучить к себе ребенка, чтобы потом давить на нее. Да что там хочет – уже приручил, с самого первого мгновения. От него нужно избавиться. И как можно скорее, прямо сегодня, сейчас. Родители так увлечены внуком, что не заметят исчезновения жениха. Эльвира набрала домашний номер.
Ответила мать, веселая, оживленная.
– Ой, Элечка, какая жалость, что тебе пришлось уехать, – защебетала мать. – Мы ходили гулять в парк. А теперь сидим все вместе и пьем чай.
– Кто это – все?
– Ну, Димочка, я, Володя…
– Очень замечательно, – процедила Эльвира. – Володе передай трубочку!
– Немедленно приезжайте, – сказала она, услыхав в трубке мужской голос. – Прямо сейчас. А то вы что-то слишком у нас загостились.
Владимир приехал через два часа. Эльвира за это время едва добралась до дому.
– Послушайте, – сказала она, едва гость вошел в квартиру, – я вам благодарна. Вы очень помогли мне с мальчиком. Теперь-то, я думаю, вы за него спокойны? И я должна вас порадовать – наше с вами сотрудничество закончено. Вы получите всю оговоренную сумму. И даже не начинайте со мной спорить: вы ее отработали. А я поняла, что немного, как говорит наша Маруся, заигралась. В общем, без свадьбы можно и обойтись. Вы довольны?
Владимир пожал плечами. Потом сказал:
– Я не ждал увольнения так скоро. Надеюсь, я смогу видеться с ребенком?
Этих слов хватило, чтобы превратить вполне спокойную женщину в озверевшую фурию.
– Вы что, дразните меня, что ли? – ожесточенно произнесла Мухина. – Естественно, вы этого не сможете. Какое отношение вы имеете к мальчику?
– Я понял, Эльвира Ивановна. Но должен заметить, ваш хваленый рационализм вам изменил.
– Это в чем же?
– Вам не стоило сперва знакомить со мной ребенка, а потом указывать на дверь.
– Да! – крикнула Эля, довольная тем, что его слова лишь подливают масла в огонь. Ей хотелось криком выплеснуть наружу свою тревогу и растерянность. – Я ошиблась! Впервые за много лет. Потому что, уж простите, но я счастливо отвыкла иметь дела с такими, как вы! Ну не водятся такие люди в моих кругах. Сволочи всякие, прохвосты водятся. Нет только вот таких, как вы: нищих учителей человечества. Которые от безысходности других пытаются сделать лучше и добрее. Вы не в силах понять, что ваше время уже прошло. Это вы в лагере были герой и защитник девчонок… – И тут Эля укусила себя за язык и примолкла. Она проговорилась…
Владимир улыбнулся и сказал:
– Выходит, узнала ты меня, Эля.
– Узнала, – усмехнулась женщина. – И ты, значит, тоже меня узнал. А я-то боялась, что ты взбрыкнешь, если вспомнишь.
– А я и взбрыкнул, – просто ответил Владимир. – Захотел узнать твою жизнь получше.
Из Эли вдруг словно выпустили весь воздух. Она без сил опустилась на край дивана. Ей было невыносимо грустно.
– Прости, – совсем другим голосом сказала она. – Я сама не знаю, почему так накинулась на тебя. Наверное, хотела, чтобы ты меня узнал.
– Для этого не требовалось твоих криков.
– А скажи, Володя, ты помнишь, как тогда пригласил меня на танец? – вдруг спросила Эля.
– Когда над нами весь лагерь потешался? Помню, конечно.
– Знаешь, меня много лет мучил один вопрос. Скажешь правду?
– Конечно.
– Ты пригласил меня на вальс из-за пари? С мальчишками поспорил, да?
Владимир глянул на нее удивленно:
– Ну и самомнение у тебя, Эля. Не было никакого пари. Просто мать учила меня танцевать вальс. Я пригласил тебя на единственный танец, который умел танцевать.
– Значит, я все-таки нравилась тебе? – спросила Эльвира. И с ужасом почувствовала, что краснеет.
– Нравилась, – не стал финтить Владимир. – Очень нравилась. Больше всех девчонок.
– А за что я тебе нравилась?
– Ну, не знаю, – развел руками мужчина. – За что люди нравятся друг дружке?
– Не понимаю, – покачала головой Эльвира. – Я давно уже перестала понимать, как один человек может нравиться другому. Для меня это где-то на уровне фантастики. Меня люди только раздражают, одни в большей, другие в меньшей степени. Скажи, а где твой брат?
Мужчина печально махнул рукой:
– Спился. Давно уже.
– Тебе деньги нужны?
– Нужны. Даже не мне лично. Деньги нужны для моего друга.
Эльвира встала из-за стола, давая знать, что визит закончен. На губах ее застыла непривычная, почти робкая улыбка.
– Здорово, что мы с тобой встретились, поговорили. Заходи завтра в офис, моя секретарша передаст тебе деньги за работу. Только пообещай мне одну вещь…
– Какую?
– Не устраивай мне очередной скандал из-за этих денег.
Владимир в ответ коротко засмеялся. И пошел к выходу.
– А если без скандала, то можешь иногда заходить ко мне в офис, – в спину ему проговорила Эльвира.
– Посмотрим.
– Не зайдешь ведь?
– Думаю, нет, не зайду, – честно ответил Владимир.
– Я понимаю. Странно, в пионерском лагере сблизиться нам помешали робость и малолетство. Теперь мы молоды, одиноки, а словно существа с разных планет. Мы не можем быть даже друзьями. Так уж заведено, что в этой стране мужчины ненавидят богатых женщин, а женщины ненавидят бедных мужчин. Получается непримиримый антагонизм, да?
– Ну, дружить мы можем, – поправил ее Владимир. – Вот ухаживать за тобой я бы точно не стал. Не потому, что кого-то там ненавижу. Просто ты бы мне все равно не поверила.
– А если бы поверила?
– Тогда бы я сам себе не поверил.
Заперев входную дверь, Мухина вернулась к столу и снова попыталась вникнуть в текст документа. И просидела полчаса, не прочитав ни строчки. Что-то происходило с ней, давно забытое, тревожное, сладостное. Уронив голову на стопку бумаг, она впервые за много лет расплакалась. И вдруг поняла, как это приятно. Вот почему Маруся делает это постоянно.
Эльвира Мухина всегда была честна с собой. В два часа ночи она позвонила Марусе и спросила телефон Владимира.
– Зачем? – перепугалась Маруся. – А что он натворил? Слушай, Элечка, может, ты меня вместо него поругаешь?
– Не получится, – усмехнулась Эльвира. – Я хочу сказать ему, что собираюсь выйти за него замуж. По-настоящему. Он, конечно, будет долго сопротивляться. Но думаю, в конце концов я его уломаю.
Маруся, бледная и дрожащая, вошла в кабинет с газетой в руке.
