Железнодорожную больницу девушка разыскала без труда. Та находилась недалеко от вокзала. Получилось, что Лера со вчерашнего вечера совершила полный круг и вновь оказалась в точке начала поисков. Но теперь, в этом круговороте, цель ее поисков поменялась. Мероприятие, задуманное поначалу как увеселительная поездка к институтской подружке, оборачивалось встречей с едва знакомым Лере человеком.
Когда Лера вошла в палату, было уже два часа дня. Больные только что отобедали и собирались отдыхать. Кто-то лежал под одеялом, кто-то звякал кружками и ложками, убирая их в тумбочку. Кухня облегчала себе работу, отдав на откуп больным столовые приборы. В этой суете Сергей не сразу заметил посетительницу. Только наступившая тишина в палате заставила его посмотреть на дверь. Увидев свою питерскую знакомую, Сергей Артюшов застыл от неожиданности. И почему-то краска разлилась по его секунду назад бледноватому лицу.
Больница затихла на послеобеденный отдых. Только Лера и Сергей сидели на диванчике в коридоре и вели нелегкий разговор. Лера смотрела на пластырь на шее Артюшова, прикрывающий послеоперационный шов, и старалась вникнуть в слова собеседника. Но его признания были так невероятны, что ей трудно было поверить им. Будь он в эти дни дома, а не в больнице, то, получив электронное сообщение от Леры, сумел бы отговорить ее от поездки в Сортавалу. И тогда затеянная им игра продолжалась бы еще неопределенно долго.
Артюшов признался, что затеял эту мистификацию, переписку от имени Анжелики, надеясь лучше изучить загадочную женскую душу. Ведь его романы о женщинах и о любви. С Анжеликой он разговорился случайно, незадолго до ее отъезда в Швецию. Оба действительно работали прежде в одной школе, но личных отношений между ними не было. Просто друзья, коллеги. Разговорились они случайно. Анжелика как-то показала Сергею письмо подруги:
– Хочешь, посмотри. Тебе, как писателю, будет интересно узнать метания женской души. Мы с этой девочкой вместе в Педуниверситете учились. Теперь она переехала на новое место и от скуки пишет мне каждую неделю. Но у меня совсем нет времени на переписку. Сам понимаешь, вечерами сижу над тетрадками. Может, посоветуешь, как остудить ее пыл к письмам?
– А ты не будешь против, если я буду отвечать ей от твоего имени? – вдруг спросил писатель.
– Только спасибо скажу.
Несколько писем Анжелика написала под его диктовку своим почерком, а потом он придумал превратить ее в машинистку и стал писать сам.
А вскоре Анжелика действительно познакомилась со шведом и уехала с ним за границу.
Тогда фантазия Сергея Артюшова развернулась в полную силу. Он выдумал Анжелике бездушного мужа-дальнобойщика и злую свекровь. Жалобы на них казались ему беспроигрышными козырями. Он надеялся, что невыносимо трудная жизнь Анжелики вызовет сочувствие у ее подруги и, в свою очередь, подтолкнет Леру к откровенности. Он не ошибся в своих расчетах. Лера простодушно сообщала ему, что встречается с двумя мужчинами сразу, о том, что чувствует, как поступает в тех или иных случаях. Лера огорошила его своей откровенностью. Вероломство девушки поразило Артюшова. Водит за нос двоих парней, да еще и плачется, мол, что не знает, кого предпочесть. Сергею стало любопытно взглянуть на это юное, но коварное существо. Он прикатил в Питер на Новый год под видом коллеги Анжелики. Поездка обогатила его новыми впечатлениями. Сергею удалось даже увидеть обоих мужчин Леры, на что он мало надеялся.
Но встреча с Лерой изменила его представление о девушке. В ней не было расчетливого коварства, злого умысла. В ее глазах Сергей прочитал неуверенность в себе. Девчонка не знала, чего хочет, и, безусловно, еще не сталкивалась с любовью. В ней чувствовалась особая глубина, желание постичь мир. И в то же время неуклюжие попытки приспособиться к этому миру, быть как все. Сергей даже почувствовал легкое смущение за собственную мистификацию, обезоруженный ее простодушным взглядом. Но признаться в розыгрыше тогда не посмел. Вскоре он начал писать роман, взяв за прототип главной героини Леру, и открываться ей Сергею казалось преждевременным. Но раз уж так все получилось, раз Лера приехала сюда и все узнала, врать дальше не имело смысла.
– Вот так, Лера, – заключил свой рассказ Сергей и глубже запахнул больничный халат. – Суди меня, секи меня.
Лера задумчиво теребила сумочку. Узнай она эту историю раньше, когда еще работала в собесе, отчаянию ее не было бы предела. Она бы посчитала себя оскорбленной, униженной. Сергей вторгся в ее душу и хладнокровно собрал урожай для своих книг. Однако Лера уже несколько месяцев работала в газете и привыкла к профессиональной лжи. Она знала, «из какого сора» появляются газетные публикации. Письма и вопросы от лица несуществующих читателей на газетной странице – обычный журналистский прием. А в погоне за сенсацией газета порой давала непроверенные факты – для пишущей братии нет четкой границы между вымыслом и жизнью. И никто из профессионалов не комплексует по этому поводу.
И все-таки после признания Сергея Лера испытывала щемящее чувство потери. Исчезла близкая подруга, понимающая и сочувствующая. Более того, ее никогда и не существовало. К Лере пришло холодное осознание факта, что все в этом мире тяготятся выпавшей им долей, все хотят быть кем-то другим, примеряют на себя чужие роли. И мастер Костик, оживающий только среди цветов, и Тео, превративший свой мир в игрушечное средневековье, и она сама, то развратница, то тургеневская девушка. Но сейчас Лера была журналисткой и, спрятав обиду на писателя, решила сыграть с ним на своем профессиональном поле. Надо попробовать взять интервью.
– Скажите, Сергей, почему вы, математик, начали писать?
– Так ты не сердишься на меня, Лера?
– Просто хочу понять вас.
Сергей вновь посмотрел на девушку. Да, она изменилась со дня новогодней встречи. Жестче стал взгляд, увереннее манера держаться. Новая профессия наложила свой отпечаток. Он мог бы отшутиться, но с такой особой лучше быть откровенным.
– Понимаешь, Лера, математика и сочинительство не так далеки друг от друга. Там и там требуется игра фантазии, логика и глубина увлеченности. Многие писатели – Андрей Белый, Флоренский, Солженицын – получили математическое образование. Ну, и ваш покорный слуга.
– А работа в школе не мешает вашей писательской деятельности?
– Немножко мешает. Но гонорары писателя поступают слишком неравномерно, а заработок учителя хоть и скромен, но кусок хлеба обеспечит. Да и общение с подростками наполняет меня энергией. Я преподаю только в старших классах. В этом году у меня очередной выпуск.
В непростой беседе пролетело два часа. В больничном коридоре вновь началось оживление. Появилась санитарка с тележкой, она развозила полдник лежачим больным. Стали выходить из палат пациенты.
– Ну что ж, – вздохнула Лера. – Ждите статью об Ирине Артюшовой в «Городах и весях». Недельки через две.
– Какая статья? Лера, заклинаю! Издательство запретило мне общаться с прессой без их ведома. Вы очень меня подведете. Я не поставлю своей подписи под материалом!
