– Вот ты и попалась! – сильные мужские руки обхватили Ксению за шею.
Страх холодной волной накрыл женщину. Она узнала голос мужа. В следующий момент на смену страху пришло безразличие: разве она не помышляла о темном омуте? Мысли о сыне, чувства к Родиону, беспокойство о том, что придется менять работу, разом покинули Ксению. Вадик почувствовал, что она не вырывается, ослабил жесткие объятия. Ксения медленно повернулась и равнодушно посмотрела на взволнованного преследователя:
– Что ты хочешь от меня? Опять неймется? Ну, ударь.
Вадик оторопело смотрел на Ксению, такой он ее никогда не видел: бледная, отрешенная от мира, и абсолютно ничего не боящаяся. Занесенная для удара рука безвольно опустилась. Для Вадика были привычны два состояния: злобное возбуждение и покаянная страсть. Но сейчас, под отсутствующим взглядом Ксении, он растерялся и не знал, как себя вести.
– Я не могу тебя ударить, Ксения. Я теперь стал другим. Пойдем к нам домой.
До дома деда оставалось метров двести, до ее собственного – стоящего напротив, на другом берегу Карповки, на Аптекарском острове, столько же.
– Пойдем, – равнодушно отозвалась она.
Вадик не ожидал, что она не будет противиться. Пошли по мосту. Разговаривали на посторонние темы: обсуждали вечер в мединституте, разные яркие судьбы выпускников. Вскоре подошли к серому дому на набережной, где Вадим жил несколько лет, а Ксения – от рождения. Когда входили под высокую арку, Вадик взял Ксению под руку, она не убрала ее, только расслабленно опустила вниз.
Никаких чувств у Ксении не вызвала ее собственная квартира, откуда она так стремительно убежала зимой. Все казалось нереальным и странным. И проемы окон с купленными ею шторами, и старинная люстра под потолком, висевшая здесь всегда, и игрушечный мишка на полу, забытый сыном при отъезде. Все было чужим, будто отрезанным.
– Я пойду на кухню, чай согрею, – все еще пребывая в растерянности от безразличия Ксении, предложил Вадик.
– Пойди.
Когда Вадик вернулся в комнату, Ксения спала на диване. Она скинула туфли, черное вечернее платье оставалось на ней. Вадик нашел плед, и прикрыл ее ноги. Затем ушел в другую комнату, надеясь, что Ксения выспится, отдохнет, и они поговорят утром как следует. Он не имел представления, о чем они должны поговорить, но связывал с разговором определенные надежды.
Утром, за кофе, серьезный разговор, наконец, состоялся. Стараниями Алины дело о разводе супругов находилось в суде. Вадим почти смирился с неизбежностью поражения. Однако, проигрывая, он хотел выторговать как можно больше.
– Ксения, а как насчет квартиры?
– Разменяем. Тебе хватит однушки?
– Нет, я не отдам тебе и квартиру, и сына. Я буду воевать за жилплощадь, реально. Брак распался не по моей вине, – Вадик распалялся все сильнее. – Это ты виновата. Ты сама, королева придуроч…
– Стоп. Больше ни слова. Я не позволю тебе и дальше оскорблять меня, ревнивец несчастный. Или мы говорим по существу, или разговор закончен, – Ксения отодвинула чашку с кофе и встала из-за стола.
Она впервые назвала Вадика ревнивцем, будто выставила ему медицинский диагноз – без эмоций и обид. Вадик мысленно признал ее правоту. С того самого момента, как она когда-то рассказала ему о мальчике с последней парты, называвшем ее «моя королева», он ревновал ее к неизвестному школяру и не только к нему. Ревновал и старался побольнее уколоть жену, принизить ее, стереть в порошок. Эта неодолимая страсть к единоличному обладанию была сильнее всех прочих чувств. Особенно она бушевала в нем сейчас, когда Ксения была невозмутима и бесстрашна. Все же он взял себя в руки и постарался говорить спокойно:
– Да, вот еще. На алименты не рассчитывай. У меня сейчас нет работы.
– Когда я на тебя рассчитывала?
Ксения надела плащ и, прежде чем уйти, еще раз обошла свою квартиру, окинула ее прощальным взглядом. Слезы туманили глаза. Вадим понял, что этот раунд остался за ним. Но суд только предстоял.
В середине лета в санатории были заполнены все места. Пришлось потесниться даже платным кабинетам лечебного корпуса. Но они, проиграв в пространстве, компенсировали удлинением времени приема – платных клиентов принимали круглосуточно. Особенно много среди отдыхающих было тех, кто вовсе не нуждался в лечении. Погреться в жаркие месяцы на ласковом солнышке у освежающих балтийских вод желали многие. Главврач Жарковский получил от комитета по здравоохранению обещанные кредиты на реконструкцию и начал спешно строить личный коттедж на берегу залива – собирался сделать Ксении сюрприз ко дню бракосочетания. По бумагам провел строительство как социально-культурный корпус. Впрочем, маскировка эта была больше для проформы. Вышестоящая администрация уже подписала бумаги на передачу данного санатория в собственность коллектива, а фактически в руки Жарковского.
Ксения работала с полной отдачей, никаких нареканий в ее адрес больше не поступало. Летнее тепло утолило в сердце тоску по Родиону, она стала бодрее. Ежедневно после работы ходила с сыном на пляж, строили вместе с Никиткой замки и корабли из песка, барахтались в целебных зеленых водорослях на мелководье, заплывали, держась за резиновый круг, до буйков. Сын в это лето тоже научился плавать.
Жарковский сдержал свое слово, предоставил ей полную свободу. Он даже съехал из занимаемых им апартаментов и поселился в старой служебной квартире, поближе к строящемуся особняку. Единственным беспокойством для Ксении было то, что главный чуть ли не ежедневно вызывал ее в кабинет, чтобы посоветоваться насчет планировки помещений в новом коттедже. При этом он говорил, что каждая женщина – прирожденный дизайнер, а потому он просит у Ксении совета. Он даже давал ей чертежи комнат, чтобы она на досуге прикинула, где может стоять мебель. В такой малости Ксении было трудно отказать бывшему любовнику. Самое большее, что он теперь себе позволял – положить руку на плечо Ксении. Была у него и еще одна советчица – Мария. Она осаждала его после работы, приходила на строительную площадку и давала рабочим свои распоряжения. Она видела себя владелицей особняка и мягко опутывала своими обольстительными сетями сластолюбивого босса. Но стареющий ловелас не поддавался уловкам воспылавшей к нему новыми чувствами Марии, хотя ему было приятно внимание этой женщины.
…Алина закрыв аптечный киоск, неожиданно покинула санаторий.
Через несколько дней после ее отъезда спешно уехал в город и главврач. Тут Мария огорошила Ксению сообщением: приезжает Родион Стрельцов. Приезжает, чтобы устранить очередные неполадки в аппаратуре.
– Представляешь, два месяца прибор работал без единого сбоя. А теперь, как клиент повалил, так плоттер сломался. А люди ведь хотят не только посмотреть на экране, но и забрать с собой график аномалий.
Мария говорила о технических затруднениях, но сама испытующе смотрела на подругу: хотела понять, насколько ее взволновало известие о приезде Родиона. Ксения почувствовала, что спокойствие, с которым она держалась последнее время, было зыбким. Нет, она не успокоилась, не забыла, и, оказывается, продолжала надеяться на чудо. От радости, нахлынувшей в ее сердце, сообщила Марии, то, что та безуспешно выпытывала от нее.
