Жарковский вызвал Ксению для допроса к себе в кабинет. Взглянул на ее загорелое, улыбающееся лицо, выцветшие до соломенной желтизны волосы, почувствовал сильный укол в сердце: он до сих пор любит эту чертовку. Но ему пришлось взять себя в руки: эта женщина несла ему удар. Жарковский, в белом медицинском халате нараспашку, без шапочки, сверкая лысиной, нервными шагами вышагивал по кабинету, примериваясь к трудному разговору. Наконец остановился, навис животом над сидящей на краешке дивана Ксенией:
– Ксения Игоревна, для вас, думаю, не секрет, что против трудового коллектива подан судебный иск. Вы не могли бы мне объяснить, как в распоряжении суда оказался документ об аренде сауны? Я хорошо помню, что работал над ним дома, в тот день когда… когда вы заставили меня выбросить в аквариум ключ от вашего номера. Я выходил совсем ненадолго, а вы…
Лицо Ксении порозовело от одной только мысли, что главный заподозрил ее в непорядочности. От шефа не укрылось смятение сотрудницы. Ксения пробормотала что-то неразборчивое, она отрицала возведенный на нее поклеп.
– Вы будете отрицать и дружбу с Первомайской-Оболенской, черт ее побери!?
– Нет, мы, действительно, знакомы с детства.
– И вам было неизвестна причина, по которой ваша подруга окопалась в нашем санатории?
Ксения вспомнила давний разговор с Алиной. Тогда Алина сообщила, что приехала в санаторий по поручению общества ветеранов, призналась, что ее аптечный киоск только прикрытие, но заявила, что защищает права бедных. Несмотря на благородную задачу, Ксения отказалась помогать Алине, не захотела действовать за спиной главного. Больше Алина ее не беспокоила, и Ксения за чередой собственных дел и неудач успела забыть о миссии Алины. Сейчас, полагая, что именно общественное расследование было причиной появления Алины в санатории, Ксения не посмела отпереться в этом перед главным. Тем самым она записала себя в число сторонников неизвестной ей рейдерской захватнической фирмы. Она все еще не догадывалась, что над санаторием нависла угроза посильнее штрафных санкций за нарушения аренды.
– Она защищала права малоимущих пациентов, – опустив глаза, констатировала Ксения.
– Красивую вывеску придумали вы с вашей приятельницей. Только кого вы собираетесь провести? Меня? А знаете ли, дорогуша, что тех самых малоимущих пациентов, интересами которых вы прикрываетесь, выпрут в первую очередь! Я мог ожидать от вас, Ксения Игоревна, чего угодно, только не предательских действий за моей спиной. Вы не так наивны, как хотели казаться. Сколько вам заплатили?
Ксения расплакалась от стыда и отчаяния. Да, она запуталась в личных делах, трепыхалась в сетях Жарковского, возненавидев его. Но мстить, тишком пользоваться его доверием и гадить – на такое она не способна. У нее не было смелости вступить в открытую борьбу со своим врагом, но то, в чем обвинял ее главврач, не могло присниться Ксении даже в страшном сне. Жарковский был удовлетворен ходом разговора. Плачет, значит, раскаивается. Значит, легче будет выведать все подробности заговора. Главврач переменил тактику. Он присел с ней рядом, взял ее за руку:
– Ксюша, милая. Я готов простить тебя, если ты поведаешь мне о всей вашей мафии. Ты, Алина, твой муж, выше – кто?
– Я… я не знаю…
– Так, так, эти люди заплатили тебе за молчание. Но ведь и я пока, слава богу, человек со средствами. Я хотел сделать тебе сюрприз. Между прочим, Ксюша, этот красивый коттедж на берегу, – мой свадебный подарок тебе.
– Свадебный подарок? – очередная слеза застыла на нижнем веке Ксении, раздумала катиться вниз. – Мне? Разве у нас был разговор о браке? Я не собираюсь выходить за вас замуж. Я люблю другого мужчину, полагаю, что вы уже в курсе…
– Как же, как же. Бородатый красавец. Наслышан-с. Но я не ревнив. Я готов закрыть глаза на твои шалости, моя девочка, если ты вернешься ко мне. Но о наших чувствах у нас еще будет время поговорить. Сейчас я требую, чтобы ты сказала мне правду о вашей банде.
Ксения устало откинулась на спинку дивана:
– Что вы хотите? Чтобы я, наконец, уехала отсюда? Я и сама жду этого часа. К чему нелепые обвинения?
Гнев Ксении возбудил Жарковского. Минуту назад он собирался вытрясти из нее душу, узнать потайные замыслы своих врагов, а потом выгнать на все четыре стороны. Но теперь решил действовать иначе. Пусть остается под его присмотром, он установит над ней наблюдение. А затем, затем… как только выиграет судебное дело, найдет способ завоевать эту удивительную женщину.
Ксения долго не могла обрести равновесия. Она не решилась в таком состоянии возвращаться домой, к Родиону, и заглянула в кабинет Марии, чтобы поделиться с ней своей бедой. От Марии только что ушел клиент, она неспешно пила чай за своим столом:
– Ксюша! Привет! Заходи! Налить чаю?
– Лучше чего-нибудь покрепче.
– Есть ликер, хочешь?
Ксения кивнула. Только тут Мария разглядела ее расстроенное лицо, белесые дорожки от высохших слез, припухшие глаза. Налила себе и Ксении по стопочке жгучего сладкого напитка, стала расспрашивать о причине слез. Ксения простодушно пересказала Марии разговор с главврачом. Особенно заинтересовали Марию слова подруги о том, что Жарковский строит свой особняк с прицелом на новую жену. Она стала провоцировать Ксению на признание:
– Скажи, у тебя глазки загорелись от перспективы стать хозяйкой этого терема?
– Ты меня совсем не слушаешь! Я говорю: он посмел обвинить меня в сообщничестве с Алиной. Но я, хотя и уважаю ее порыв – помочь несчастным ветеранам, никак не содействовала ей. Ты веришь мне, Мария?
– Ты дурочка или прикидываешься, Ксения? Алина ведет юридические дела рейдерской фирмы, – Виктор Эдуардович посвятил меня в курс дела.
– Рейдеры – это спортсмены?
– Рейдеры – это захватчики собственности.
– Но я не помогала ей, честное слово. Чьи бы интересы она ни защищала.
– И какие у тебя перспективы на пребывание здесь? Виктор выставил тебя?
– Нет. Он предлагает мне остаться, но я не знаю теперь… Все эти разборки… От них у меня голова кругом идет…
Марии расстроено поджала губу, навалилась большой грудью на стол. Как же теперь быть? Как подтолкнуть Ксению к отъезду? Похоже, пока она здесь, у Марии, нет шансов завладеть вниманием Жарковского.
– Хочешь, я тебе помогу найти работу в другом санатории?
– Спасибо, Маша. Но мне хотелось бы доработать здесь до отъезда в Питер, это месяца полтора. Мы обсудим сроки с Родионом.
– Ты делаешь на него окончательную ставку?
– Что за словечки, Маша! О какой ставке ты говоришь? Я люблю его и мы хотим пожениться.
Мария была удовлетворена этой тирадой. Подругу точно можно не брать в расчет в борьбе за Жарковского. После небольшой паузы Ксения вдруг неуверенно спросила:
– Кстати, а твой приборчик по методу Фолля не предсказывает будущего? Психические атаки из прошлого он выявил. А не ожидают ли меня впереди катаклизмы?
