Водка выдоила из старухи ненависть к миру, дав ей взамен чувство безысходности и бессмысленности своего существования. Отравить врачиху? Кому это теперь надо? Алина не похвалит за выполненное поручение, а до самой Ксении старухе теперь не было никакого дела. Маленький пузырек с ядом стоял совсем рядом, перед ее глазами. «Сыпани в стакан, – шептал ей дьявол, – с водкой не заметишь, как просвистит».
Алину хоронили на девятый день после смерти. Кроме сотрудников санатория присутствовала ее мать, Роза Анатольевна. Но у матери Алины даже в этот скорбный день не возникло желания встретиться с собственной матерью – бабой Проней. Брошенная ребенком на произвол судьбы, она не могла забыть ей предательства. Роза Анатольевна даже не удивилась тому, что баба Проня, эта пьянчужка, не пришла на похороны. Сразу после захоронения дочери, Роза мать Алины вместе со своим гражданским мужем уехала в город. Только один Вадик решился вечером заглянуть к старухе, вместе с ней помянуть Алину. Он увильнул с поминок: официальная церемония была ему сейчас не по нутру. Не хотелось сидеть за одним столом ни с Ксенией, ни с остальными чужими ему людьми. Он вдруг понял, что успел привязаться к Алине, а возможно, полюбил ее. И лишь баба Проня могла бы понять его и разделить с ним его горе.
Вадик увидел обездвиженный труп, и по характерной позе понял, в чьи руки попал доставленный им яд. Уже не сочувствие к погибшей старухе – страх за себя, за свое участие в подозрительной операции, заставили его действовать без промедления. В тот же день, заплатив нужному человеку, Вадик заполучил медицинский акт о смерти. По нему выходило, что старуха-уборщица скончалась от алкогольного отравления.
От этих двойных похорон Ксения пребывала в растерянности и испытывала полный упадок сил. Горе наполняло ее душу: милая Алинка, с детских лет родная, почти сестренка – покинула мир, ушла так нелепо, так рано. Одновременный уход старухи испугал Ксению.
В ночь после скромных похорон самоубийцы Ксюша, хотя и не знала истинной причины смерти, чувствовала себя неуютно. Теплая рука Родиона лежала на ее груди, но Ксения не могла уснуть. Дико бушевал ветер, хлопали соседские форточки, постукивал шифер на балконе. В оконные стекла царапались неведомые пальцы. Было совершенно непонятно, откуда взялись эти странные звуки – ветки кустов и деревьев обычно не дотягивались до рам. В какофонию звуков вплетались и совсем неясные, похожие на шаги на бетонном полу балкона, опоясывающего первый этаж. Потом Ксении показалось, что звуками наполняется комната, что от окна к двери тянет сквозняком. Она встала, чтобы закрыть форточку – и напрасно: форточка была задраена намертво. Ксения поняла: дрожь и озноб таятся в ней самой. Она снова юркнула под одеяло, сильнее прижалась к мирно спящему Родиону и попыталась заснуть. Но тревога проходила.
Ксения принялась считать белых слонов – когда счет перешел за тысячу, погрузилась в спасительное забвение. Но тревожная явь так ловко перетекла в сон, что Ксения не заметила этого перехода. Дикий ужас охватил ее, когда от задернутой шторы в ее сторону двинулась великанша-тень. Тень приближалась к кровати. Одновременно Ксения поняла, что находится в комнате одна – Родиона рядом не было. В следующий миг тень приобрела ясные очертания. Это была Алина, сидящая на шее у своей бабушки. Ноги Алины в остроносых черных туфлях свешивались вдоль абсолютно голого, тощего тела старухи. Спутанные пряди волос змеились вокруг головы.
Теперь покачивающаяся пирамида возвышалась над самой кроватью Ксении, острые носки туфель Алины касались подушки.
«Значит, Алина все-таки жива. И бабушка ее тоже. Кого же тогда мы похоронили? Родион! Родион!» – пыталась крикнуть Ксения, но голос ее не слушался, да и Родиона рядом не было. Зато она услышала знакомый до мельчайших интонаций голос Алины – слегка нагловатый и неуверенный одновременно:
– Привет, подруга. Не трясись так. Я по делу пришла. Мне прощение твое нужно, а то врата небесные для меня не откроются. Так как? Прощаешь?
– За что же мне тебя прощать? – не то произнесла, не то подумала Ксения.
Как только она вступила в разговор с погибшей, страх ее ослабел. Ответ она услыхала не сразу. Прежде проскрипела старуха, обращаясь к Алине:
– Винись, внучка. Кайся. А не то нам с тобой вечно, на этой земле между мертвыми и живыми маяться.
Алина, теперь уже без эмоций, в каком-то принуждении выдавила:
– Я была вампиром, подруга, пила твои душевные соки, завидовала тебе и желала твоей гибели. А теперь я боюсь страшного суда.
– Не понимаю, о чем ты?
Сдвоенная фигура старухи и Алины, дрожа и колеблясь, перетекла в одну цельную каланчу. Личина этой новой фигуры постоянно менялась, будто меняла маски – сморщенная маска старухи чередовалась с пергаментом гладкого, молодого, но без выражения лица. Вновь возникшая старушечья маска прошипела на ухо Ксении:
– И убить тебя мы хотели.
– За что?
– Утром поймешь, – это пропела уже Алина. И ее ставшее теперь совсем детским лицо склонилось над Ксенией, пытаясь поцеловать ту в губы.
– Нет, нет, – вскрикнула Ксения и от собственного крика проснулась.
Родион спросонья приподнял голову:
– Ты чего?
– Так, кошмар приснился.
Родион засопел дальше. Ксения лежала с открытыми глазами. Она пыталась понять, о чем рассказывал сон. Пусть говорило только ее собственное подсознание, но как эти жуткие сцены, эти невообразимые откровения попали в глубины ее души? Прояснилось во сне, преодолевшие цензуру сознание догадки? Алина приревновала ее к Русту? Алина всегда была недругом?
Ксения вспомнила годы отношений с Алиной. Сейчас они высветились иначе. Пожалуй, Алина и в самом деле была завистницей, злорадствовала, когда у Ксении случались неудачи, едва переносила успехи подруги. Но почему? Да, у Ксюши были любящие родители, счастливое детство, но длилось оно так недолго. К окончанию школы уже не было в живых мамы, уехал в далекие края отец. Все приходилось добывать собственным трудом – училась, работала, упражнялась в музыке.
Ксении и в голову не могло придти, что можно завидовать воспитанию, образованию, благородству и даже интеллигентской беспомощности.
Невидимый сквозняк в очередной раз прошелся по комнате и необъяснимый страх вновь охватил Ксению. А если не разум – источник таких снов? Если правы древние оракулы, полагавшие, что сторонние силы шлют нам свои подсказки? Если неприкаянные, греховные души Алины и бабы Прони силятся найти способ связи с ней? Ксения зашептала слова молитвы, в детстве заученной со слов бабушки. Безыскусный речитатив завораживал Ксению, приносил желанный покой. Грудь ее вздымалась все ровнее и спокойнее, и наконец глубокий сон без сновидений окутал ее благословенным облаком.
Утром Ксения проснулась в светлом, радостном настроении. Неприятный осадок от ночного кошмара полностью растворился. Только легкая грусть от ухода подруги в мир иной слегка омрачала утреннюю радость. Ксения решила, что непременно заглянет в церковь и закажет поминальную службу по умершей: пусть земля ей будет пухом, а небо примет ее грешную душу. Даже если Алина действительно завидовала ей, все это теперь не имело никакого значения. Мимоходом подумалось о Русте: надо позвонить в больницу, поинтересоваться его самочувствием, может, он в чем-нибудь нуждается – у человека рядом ни близких, ни родных. Затем мысли Ксении перекинулись к собственным заботам. Ей предстояло забрать из люкса дедушку и Никитку, отправленного на тревожные дни расследования и похорон к старику. Сегодня они едут домой. Накануне Родион и Ксения решили, что должны вернуться в Питер. Их одиссея подошла к концу – настало время вить свое гнездо.
