— Тоби, это не бессмысленно, и ты знаешь это. Представь мысленно весы в руке Фемиды. Положи на одну чашу все удачи, на вторую — все неудачи. Какая чаша перевесит?
— Это некорректное сравнение, Мики. Одна фатальная ошибка перевесит все удачи.
— Ошибаешься. Ты так думаешь, потому что любая твоя удача в этой больнице воспринималась как потенциальная неудача.
— Ты говоришь, как доктор Шимада.
— В каком смысле?
— Он говорит, что считать надо не пациентов, которых мы спасаем, а тех, которых мы не погубили. — Тоби сухо рассмеялся и выпрямился. — Мики, я не вынесу еще восемь таких месяцев. До июля очень далеко.
— Допустим, ты уйдешь сейчас. Через восемь месяцев все равно настанет июль, выдержишь ты здесь или нет.
Убрав руку со спины Тоби, Мики откинулась на подушки дивана, и до нее эхом донеслись прежние мысли. «К тому времени, когда я выйду отсюда, мне будет тридцать один год». Но теперь она ответила себе: «А если уйду сейчас, сколько мне будет через пять лет?»
Дверь открылась, и показалась голова сестры:
— Доктор Эйбрамс? Вы нам нужны — ребенку надо сделать спинномозговую пункцию.
Его огромное тело шевельнулось, стремясь обрести жизнь. Он поднялся во весь свой огромный рост и сказал Мики:
— Я просто устал. Я всегда становлюсь раздражительным, когда после обеда не удается вздремнуть.
— Тоби, ты хороший врач. Эта больница — твой испытательный полигон. Если ты справишься здесь, мир получит еще одного отличного врача.
— Конечно, — он улыбнулся ей и вышел, волоча ноги.
Мики вернулась к своему кофе и яблоку и вспомнила Грегга. В тот день, когда Мики познакомилась с Греггом, она находилась в том же состоянии, что и Тоби сейчас, — чувствовала себя бесполезной и бестолковой, сомневалась, сможет ли продолжить ординатуру. Тогда Грегг одарил ее особенным взглядом, напомнившим, что она молодая и привлекательная женщина. Чувство благодарности и его обаяние все решили: Мики оказалась в объятиях Грегга. Однако этого маловато, чтобы связать обоих на всю жизнь. Целый год Мики пыталась по-настоящему полюбить его, но из этого ничего не получилось.
Когда зазвонил телефон, Мики взяла трубку, чувствуя новый прилив энергии. Предстоящими выходными она сможет распорядиться по собственному усмотрению. Мики использует это драгоценное время, чтобы вернуться в жилище, отведенное больницей для штатного медперсонала. Затем она, возможно, решится купить подержанную машину, чтобы в свободное время можно было покататься. Обследовать залив Ваймэа на другой стороне острова. Пригласить туда Тоби и его жену. Устроить пикник. Передохнуть…
— Мики, — в трубке раздался голос медсестры из отделения неотложной помощи. — Только что привезли мистера Джонсона, которого вы две недели назад выписали после операции. Это тот, которому Мейсон удалил часть желудка. Острый живот, шоковое состояние…
Мики схватила еще одно яблоко и выбежала из ординаторской.
20
Дерри Фаррар вышел из хижины на освещенный бодрящим январским солнцем двор и с присущим ему спокойствием обозревал хаотическую сцену. Экспедиция уже почти собралась в путь.
Вытащив из кармана пачку сигарет «Краун бэрд», он закурил одну, дважды затянулся, бросил ее на землю и втоптал подошвой ботинка. Затем он взглянул на другую хижину. Ее дверь все еще оставалась закрытой. Она еще не выходила.
Дерри вытащил еще одну сигарету и закурил, наполняя воздух вокруг себя едким голубым дымом. Он думал о Сондре Мэллоун.
Ей хотелось отправиться в это путешествие. Вчера они спорили об этом — о том, что Сондре пора начинать выезды за пределы миссии. Девушка становилась все настойчивее, а Дерри считал, что она еще не готова к этому. Это была одна из многочисленных стычек, которые происходили между ними в течение четырех месяцев с того дня, как она приехала сюда. В тот день свихнулся чиновник из министерства общественных работ, и у Сондры Мэллоун хватило дерзости критиковать Дерри за обращение с ним. А когда семья забрала бедолагу и через день он умер, Сондра громко сказала, что следовало что-то предпринять еще в миссии. Дерри спросил, что именно, и девчонка, понятно, ничего не смогла посоветовать.
«Проблема Сондры Мэллоун заключается в том, что она слишком усердна, — решил Дерри. — Она хочет спасти весь мир в одиночку». И хотя Дерри не мог не восхищаться ее преданностью работе и энтузиазмом, приходилось признать: ей просто не хватало практического опыта. Сондра еще не прониклась образом мыслей коренных жителей, не могла приспособиться к ним. Она упрямо цеплялась за современные научные знания, не проявляя ни малейшей гибкости, и хотела за один день заставить жителя Африки пройти многовековую эволюцию.
Одним из поводов для стычек между ними стала антисептика. Сондра игнорировала заверения Дерри, будто эти люди обладают врожденным иммунитетом. Она так долго стерилизовала все и пыталась объяснить местным жителям необходимость соблюдать гигиену, что успевала принять одного пациента, а Дерри за такое же время — трех. Затем произошел случай, связанный с практикуемой в лечебнице диетой. Она с ужасом обнаружила, что многих пациентов кормят их же семьи, каждый день принося продукты. Сондра пыталась убедить Дерри установить какой-нибудь порядок — чтобы еда пациентов готовилась на кухне миссии с соблюдением норм гигиены и питательности, разработать «научные» меню для каждого больного. Дерри же доказывал, что научный подход в этой среде не сработает. «Коренные жители выздоравливают лучше в привычных для себя обстоятельствах, — объяснял он. — Они лучше поправляются, когда едят свою пищу, которая приготовлена привычным для них способом и преподнесена членами семьи».
Затем возникла проблема медсестер. Как заварилась вся эта каша?
Было досадно, что медсестры не помогали. Это тормозило работу. Они подвергали сомнению любое распоряжение Сондры и шли либо к Дерри, либо к Алеку, чтобы те подтвердили правильность ее действий. Часто сестры вообще не обращали на нее никакого внимания и поступали, как хотели. Дерри признавал, что сестры иногда создавали кое-какие проблемы, предпочитая делать все по-своему и в привычном для себя темпе, но они, как правило, считались с временно прибывавшими в миссию врачами. Они также оказывали помощь, объясняя отличительные черты того или иного племени, и часто выступали в качестве дипломатичных посредников, если по незнанию врач нарушал племенной обычай. Но Сондру сестры предоставляли самой себе, и в результате этого возник ряд проблем, потребовавших незамедлительного внимания Дерри.
Как при всем этом он мог отправить ее в экспедицию?
Для Дерри Сондра Мэллоун была загадкой. Почему она здесь? Любой врач, приезжавший в миссию, вооружался Библией и стетоскопом. Но только не Сондра. Он заметил, что девушка не проявляла ни капельки религиозности и никакого желания читать проповеди. Откровенно говоря, она была предана не Иисусу Христу, а самой Африке, и это не только ставило Дерри в тупик, но и вызывало его восхищение. Оба могли сцепиться, она порой серьезно испытывала его терпение, но Дерри пришлось согласиться с тем, что Сондра Мэллоун любит Африку.
