– Он мне изменил. Завёл роман на стороне. Я собралась и ушла. Сначала он просил прощения, умолял вернуться, потом заявил, что я сама виновата, что была плохой женой, что сама не знала, чего хотела… – Она невесело усмехнулась. – В чём-то он оказался прав.
– Изменил тебе? – Переспросил Максим, сделав ударение на последнем слове. Как можно изменить ЕЙ? Просто не укладывалось у него в голове. – Он сошёл с ума?
Евгения опустила глаза, а потом вскинула голову и неожиданно спросила, глядя прямо в зрачки.
– Макс, а ты изменял жене? Только честно…
Максим невольно отвёл глаза и криво усмехнулся.
– Чёрт возьми! – Воскликнула Евгения. – Объясни же мне, почему?! Почему вы спите с другими и делаете вид, что ничего не происходит? Врёте, скрываете. Изворачиваетесь… Почему не сказать прямо, что всё кончено, что есть другая, с которой лучше?
– Ну, знаешь… Женщины тоже изменяют. А причины бывают разные. Скука, неудовлетворённость, поиск новых ощущений, удачная ситуация, внезапная страсть… Человек дорожит отношениями с женой, детьми, но ему чего-то недостаёт, он не может получить это в браке, и заполняет эту брешь романом с другой женщиной… Но и первую терять не хочет. – Максим потёр виски, – Чёрт возьми, я не психолог, мне трудно говорить на такие темы. Это посложнее, чем большой бизнес.
– А, по-моему, всё просто. – Гневно блестя глазами, возразила Евгения. – Любишь – или нет. Если ушли любовь, доверие, уважение – к чёрту такой брак. Мне тоже не всё нравилось в наших отношениях, но я искала выход, а не любовника. И дети тут не при чём. Жить под одной крышей и тихо ненавидеть друг друга – это хороший пример? Дети всё чувствуют. Антон может видеться с дочерью так часто, как пожелает. – Евгения достала из сумочки дамские сигареты. Максим вытащил зажигалку.
– Куришь?
– Когда никто не видит. Я имею в виду маму и Вику.
– Составлю компанию, – Максим вытащил свои.
– Прости, что разболталась. – Затянувшись, сказала Евгения. – Обычно я держу свои проблемы при себе. Это всё вино. – Она снова печально улыбнулась.
– Тебе так идёт улыбка… – Произнёс Максим. – Чёрт возьми, я не представляю, как можно тебе изменить.
– Когда женился, наверное, тоже не представлял, как изменишь ей. – Скептически отозвалась Евгения.
– Хочешь, я покажу тебе свою семью? – Максим полез во внутренний карман пиджака, вытащил портмоне, достал фотографию Ирины и детей.
– Красивые дети. – Отозвалась Евгения. – Дочка похожа на тебя. А сын…
– На жену. – Кивнул Максим. – Такой же рыжий, с веснушками.
Евгения устремила на Максима долгий внимательный взгляд, затем смущённо потупилась, на бледные щёки наполз яркий румянец. Пальцы левой руки комкали салфетку.
– Ты разбила мне сердце. – Горько усмехнувшись, выговорил Максим. – По сути мне было всё равно, кто станет моей женой. Ирина была чертовски похожа на тебя… Но я надеялся, что ты счастлива… Мне жаль, что всё так получилось.
– Прости. – Еле слышно промолвила Евгения. – Я была виновата перед тобой.
– Нет. Никто не виноват. Ты полюбила другого, в чём твоя вина?
Девушка-официантка робко приблизилась к столику и осведомилась, нравится ли блюдо.
– Вы ничего не едите. – заметила она.
– Не волнуйтесь, всё замечательно. – Заверил Максим. – Принесите горячее. И ещё бутылку вина.
Евгения затушила сигарету, бросила терзать салфетку и посмотрела в окно. Через дорогу строили новый дом. Гастарбайтеры в грязных синих куртках, напоминавших робы, ёжились и приплясывали на тротуаре.
– Смена закончилась. – Объяснила Евгения. – Ждут автобуса. Наши проблемы показались бы этим людям смешными.
– Не думаю. – Покачал головой Максим. – Эти проблемы не зависят от толщины кошелька.
– Мой муж Антон неплохой человек. – Вымолвила Евгения. – Он, действительно, меня любил, но у нас оказались несколько разные представления о семейном счастье. Антон считает, что жена должна сидеть дома, растить кучу детей, заботиться о муже, а свободное время посвящать походам по магазинам и салонам красоты. А мне этого мало. Я честно старалась внушить себе, что смысл жизни в доме и детях, но не получилось. Я чувствовала себя растением, красивым и бесполезным. Понимаешь?
– Понимаю. – абсолютно искренне ответил Максим.
Он, действительно, понимал. Он слишком хорошо её знал – рыжую бестию, дерзкую девчонку, полную огня, неуёмной кипучей энергии, жажды познаний, страсти к переменам. Посадить её без движения, без перспективы, в особняке, даже самом шикарном, равносильно изощрённой пытке. Ей был нужен не принц на белом «мерседесе», а обычный парень, который не пытался бы её переделать.
«Зелёная веточка сердце веселит.
Золотая клеточка умереть велит…»
Когда Максим сказал об этом, её глаза повлажнели и расширились, а губы дрогнули, приоткрылись, как лепестки пробудившегося цветка.
– Ты единственный, кто меня понял. – Произнесла она с тихой горечью. – Остальные считают меня сумасбродкой… Ты всегда понимал меня лучше, чем я сама себя понимала.
– Просто я любил тебя. – усмехнувшись, сказал Максим. – Мне было всё равно, чем ты захочешь заняться и сколько родишь детей, лишь бы ты была рядом.
– Ради Бога перестань, а то я сейчас зареву. – жалобно попросила Евгения.
– Реви. – разрешил Максим. – Я дам тебе платок.
– Нет, потрясла головой Евгения, – давай уж поедим, а то перед официанткой неудобно. Здесь вкусно готовят.
– И выпьем. – С задумчивой улыбкой добавил Максим. – За взаимопонимание.
На улице стоял трескучий мороз. Редкие прохожие перемещались трусцой, нахлобучив шапки на глаза, кутая носы в воротники и шарфы. Бродячие собаки жались к канализационным люкам. Максим не ощущал холода. Евгения скользила на каблучках по утоптанному снегу, придерживаясь за его локоть, смеялась над рассказанной забавной историей. Максим смотрел, как сонные снежинки медленно тают на рыжих волосах, слышал биение собственного сердца, звучащее в такт её лёгким шагам и вновь ощущал себя безумно влюблённым мальчишкой, пылким романтиком, у которого всё впереди.
– Вот мой дом. – Сказала Евгения, указывая на выплывшую из сумрака монолитно-кирпичную башню со скруглёнными углами, небольшими синими балконами на французский манер. – С него всё и началось. Я имею в виду мой бизнес. Седьмой этаж, счастливый. Извини, зайти не приглашаю – у меня бардак.
– В другой раз. – Сказал Максим. – У тебя волосы заиндевели. Можно?
Он высвободил руку из перчатки и осторожно коснулся рукой непокорных завитков, одновременно мягких, как шёлковая нить и жёстких, как проволока. Медлил перебирая упрямые локоны. Тонкие пальцы Евгении легли на его запястье, дрогнули, задержались, обжигая своим трепетным теплом, пушистые ресницы на секунду сомкнулись, скрыв укоризненный взгляд, а когда разомкнулись вновь, Максим не понял, что таилось на дне чёрных, как зимнее небо, расширившихся зрачков.
