— Мэгги, — сказал Деккер, — ты должна написать домой, чтобы миссионеры запаслись пудреницами.
МАРГАРЕТ БЫЛА ИСТОЩЕНА и физически, и эмоционально. Обожженные ноги мучительно болели, и она буквально рухнула на землю. Туземцы тут же сгрудились вокруг нее, присели на корточки и стали смотреть. Маргарет взглянула в зеркальце и сразу же поняла причину их любопытства.
В дневнике она написала, что стала вовсе не первой белой женщиной, которую увидели дикари. Она была «первой черно-белой женщиной». Из-за ожогов левая сторона ее лица потемнела, а правая оставалась белой. Брови и ресницы были опалены, а нос распух. Стрижка Макколлома не помогла — когда-то красивые и блестящие волосы Маргарет теперь торчали клоками во все стороны. Маргарет и не догадывалась, но больше всего туземцев поразили ее яркие голубые глаза.
Она смотрела на туземцев. Туземцы смотрели на нее. И неожиданно Маргарет почувствовала облегчение и даже радость. «В тот момент я не могла бы любить Пита и его людей больше, чем если бы они были нашими кровными братьями, — написала она. — Они оказались, скорее, Каспарами Милктостами (так звали мягкосердечного героя комиксов) с черными лицами, а вовсе не охотниками за головами и каннибалами. Я была им бесконечно благодарна».
Макколлом подвел «Пита» к Маргарет и Деккеру, чтобы показать ему их раны. Вождь туземцев торжественно кивнул. Маргарет не могла не почувствовать симпатии к этому человеку.
«Он смотрел на нас и снова и снова повторял: „A-а, а-а, а-а“. Мы поняли — он пытается сказать нам, что ему жаль нас и он хочет помочь. Но единственное, что мы слышали, это было „А-а, а-а, а-а“ — снова и снова». На самом деле это слово вовсе не принадлежало к словарю яли или дани. Это было обычное междометие, какие часто встречаются в речи европейцев для того, чтобы продемонстрировать интерес.
«Пит» осмотрел рану на голове Деккера. Он подошел ближе и дунул в рану. «Мне впервые показалось, что Деккер вот-вот грохнется в обморок, — записала в дневнике Маргарет. — Старый Пит перешел ко мне и дунул на мои ноги и руки. Я подумала, что мне сейчас будет плохо. Более зловонного дыхания, чем у Пита, не было на всей земле».
«Мы пришли к выводу, что дыхание вождя должно обладать неким целительным свойством, — продолжает Маргарет. — Наверное, это был такой обычай, как возложение рук в других частях света. Но мы с Деккером этой чести не оценили».
Американцы почти догадались о смысле действия, но все же не до конца. Маргарет и Деккер получили потрясающий подарок. Вождь показал им, что те, кто нашел их, голодных и холодных, на поле сладкого картофеля, от души желают им выздоровления.
КОГДА ЧЛЕН ПЛЕМЕНИ яли или дани получал в бою ранение, физические страдания тревожили его меньше всего. Больше всего туземцы страшились того, что через рану может выйти самая суть их существа, «этай-экен», «семена песен». Короче говоря, их душа.
Жители долины отличались хорошим физическим и духовным здоровьем. Они полагали, что «этай-экен» живет в верхней части солнечного сплетения, прямо под грудной клеткой. Ожерелье из раковин, которое носил вождь, закрывало именно это место. Судя по всему, главной его целью была защита «этай-экен». Когда человек страдал от боли, «этай-экен» перемещался с передней части груди на спину. Подобное перемещение являлось духовной катастрофой и угрожало самой жизни человека. Естественно, что в таких случаях нужно было сразу же принимать экстренные меры.
Сначала лекарь удалял стрелу или копье, застрявшие в ране. Потом он делал несколько надрезов на животе жертвы, чтобы выпустить «меп мили», то есть «черную кровь». Считалось, что именно «черная кровь» и вызывает боль и страдания. Затем наступала очередь более серьезного лечения. Близкий раненого воина или человек, искусный в целительстве, обращался непосредственно к его «этай-экен».
Он возвращал душу на ее место. А для этого нужно было дунуть в ухо раненого и прошептать заклинание. Кроме того, нужно было дунуть и на сами раны. ВСЕГО ЧАС НАЗАД АМЕРИКАНЦЫ БОЯЛИСЬ, ЧТО ВИМАЮК ВАНДИК УБЬЕТ ИХ И СЪЕСТ. НО ВМЕСТО ЭТОГО ОН ПОЗАБОТИЛСЯ ОБ ИХ ДУШАХ.
К вечеру американцы уже падали с ног, но туземцы так увлеклись небесными духами, что совершенно не собирались уходить. Полил холодный ночной дождь. Туземцы собрали приготовленный сладкий картофель («Они унесли всю еду с собой!» — возмущался Деккер), но нож, пудреницу и конфеты оставили. Американцев ожидала очередная голодная ночь.
Они нашли ровное место на поляне, расстелили брезент, другим накрылись и провалились в сон. «Мы были слишком слабы, чтобы сделать что-нибудь еще, и слишком счастливы, чтобы думать о другом», — написала Маргарет. Они пробрались сквозь джунгли к заветной прогалине, их заметил спасательный самолет, они подружились с туземцами. Маргарет не преувеличивала, когда написала в дневнике: «Это был великий день!»
Проснувшись среди ночи, Маргарет почувствовала, что над ней кто-то стоит. Она чуть было не закричала, но узнала туземца. Это был «Пит».
«Стало ясно, что днем он беспокоился о нас, и пришел ночью, посмотреть, как у нас дела. Он отнесся к нам, как настоящая наседка. Я разбудила Макколлома. Он посмотрел на Пита и сказал: „Надо же! У нас есть часовой!“»
Позже, когда Маргарет сравнивала свои записи с записями Макколлома и Деккера, она обнаружила, что той ночью каждый из них просыпался и видел, что вождь Пит, то есть Вимаюк Вандик, сторожит их сон.
13. БУДЬ ЧТО БУДЕТ
К НОЯБРЮ 1944 ГОДА Эрл Уолтер и шестьдесят шесть парашютистов из 5217-го разведывательного батальона оказались в «стратегическом резерве». Их отправили в Голландию, на Новую Гвинею. Там было жарко, но довольно спокойно. Самое яркое событие — это переименование их батальона в Первый разведывательный батальон. Но новое название ничего не изменило. Ничего не изменило и повышение — Уолтер получил чин капитана.
Шли месяцы. Войска союзников под командованием генерала Макартура отвоевывали Филиппинские острова — один за другим, от Лейте до Лузона, от Палавана до Минданао. Война продолжалась, и парашютисты 503-го и 511-го полков совершали опасные и героические вылазки на Коррехидор и Лузон.
А тем временем Уолтер и его люди изнывали в Голландии от жары и безделья. Девизом батальона были слова «Бахала на!». На филиппинском диалекте тагалог они означали «Будь что будет!». Чем больше проходило времени, тем тяжелее становилось. Уолтер и его люди страдали от того, что им просто нечего было делать.
Ожидая приказа в Голландии — за тысячу восемьсот миль от Манилы, — люди Уолтера требовали от него новостей. Их родные и близкие остались на Филиппинах. Им хотелось освобождать родину от захватчиков. Эта миссия была для них почетна и желанна. Они стремились отомстить японцам за два года оккупации. Они хотели отомстить за марш смерти Батаан 1942 года, когда японцы убили и замучили тысячи захваченных в плен филиппинских и американских солдат, которым пришлось пешком пройти сто миль до концентрационного лагеря. Газеты пестрели сообщениями о военных преступлениях. В душах солдат жили одновременно и страх и ненависть к японцам. Но никто не испытывал этих чувств сильнее, чем люди из батальона Уолтера. Один из них, капрал Камило «Рамми» Рамирес, сам пережил ужасы Батаана, но, к счастью, ему удалось бежать.
