Алина попыталась вспомнить классификацию нежити.
– Это те, что на двух лапах и с крюками на передних конечностях? Из коров?
– И лошадей, – добавил Матвей. – Ты не бойся, они медлительные, но орут дай боги, завораживают жертву звуком. Вы далеко будете, не попадете под волну.
Принцесса дернула плечами.
– Страшно.
– Весело, – уверил ее семикурсник. – Жалко, Димку только в конце недели выписывают, он очень хочет поучаствовать.
– Кстати! – вспомнила Алинка, поглядывая на ожидающую ее машину. – Матвей, вас с Димкой награждать будут. За мое спасение, – добавила она совсем тихо и покраснела. – Это я заранее тебе говорю, а приглашение придет еще. Ждут, пока все из госпиталя выпишутся.
– Да какое спасение, – мрачно произнес ее огромный друг. – Если бы не лорд Тротт и его сигналки… его тоже будут?
– Всех, – поспешно сообщила принцесса. – И его тоже. Ты не подумай, что я не благодарна, Матвей, – добавила она грустно, – просто он такой противный…
Ситников уже посадил принцессу в машину, пошел к общежитию, думая о том, что за такое умение и такие знания противность можно и не заметить.
Алина в машине открыла свой блокнотик, просмотрела заметки, размышляя, что нужно сделать в первую очередь. И по приезде сразу пошла в Зеленое крыло, к начальнику разведуправления.
– Я на секунду, – предупредила она сразу, как только услышала из-за двери «Войдите». Сотрудники поглядывали на нее со сдержанным любопытством. Алина поправила очки и смело зашла в кабинет к Тандаджи, который вчитывался в содержимое толстенькой папки. Наверняка с очень секретным содержимым.
В кабинете пахло какими-то благовониями, терпко и резко, и сразу захотелось чихнуть. И еще у принцессы аж ладони зачесались – так любопытно стало, что же он читает.
– Ваше высочество, – поприветствовал ее тидусс, вставая. – У вас появились еще вопросы?
Сказал ровно и спокойно, но все равно казалось, что он иронизирует.
– Д-да, – Алина села в кресло у стола и постаралась, чтобы голос звучал уверенно. И не заикаться! – Господин Тандаджи, я хочу посмотреть на записи из бального зала. С момента, как появился тха-охонг, и до того, как его уничтожили. Пожалуйста, – добавила она, глядя в невозмутимое смуглое лицо, и, спохватившись, попросила: – Садитесь, господин Тандаджи!
– Благодарю, – с той же неуловимой иронией тидусс склонил голову и снова уселся в ужасно удобное даже на вид кресло. Наверное, здорово в нем себя ощущаешь. И работа интересная.
Алина вздохнула. В мире вообще слишком много интересного и восхитительного для одной человеческой жизни.
– Ваше высочество, – подал голос Тандаджи, наблюдающий за ней с блеском в глазах, – дело в том, что это секретная информация. И без согласия королевы я не могу вам ее предоставить.
– Звонка будет достаточно? – поинтересовалась принцесса. – Я ведь еще образец брони́ хотела попросить.
– Брони́, – сказал Тандаджи и качнул головку фарфоровой собачки на столе. Покосился на рыбок – рыбки были равнодушны к его страданиям, открывали рты и просили жрать.
– Только не говорите, что вы ее не сохранили, – возмутилась пятая Рудлог и подергала себя за косичку. – Не поверю. Только не вы, подполковник!
Майло Тандаджи
– Есть броня, – кивнул тидусс. – Если ее величество даст согласие…
– Даст, – уверенно заявила пигалица в очках и встала. – Спасибо вам за помощь.
– Всегда рад, ваше высочество, – очень, очень искренне заверил Тандаджи, тоже вставая.
* * *
Он пытался сосредоточиться на отчете Стрелковского о допросе заговорщиков, когда зазвонил телефон. Подполковник посмотрел на него, как на змею. Не может быть, чтобы мелкая пиранья так быстро добежала до сестры. Или может?
Трубку взял и поморщился, когда в ответ на традиционное «Тандаджи, слушаю» раздался возмущенный хриплый голос:
– Майло, какого черта?! Как ты мог позволить меня забрать!
– Быстро же ты очухался, – ответил Тандаджи, и, хоть тон его был ядовит, слышалось в нем и едва заметное облегчение.
– Я лежу, спеленутый по рукам и ногам, как слюнявый младенец, – хрипел Кембритч в трубку, – и меня кормят овсяным отваром. Отваром, Майло!
– А как же ты звонишь? – коварно поинтересовался бывший начальник непочтительного виконта.
– Это художественное преувеличение, – не смутился Люк. – Майло, разлепляю я сегодня глаза – голова чугунная, перед глазами картинка, как тварюшка размером с листолет протыкает мне потроха, – а вокруг все белое, музыка играет тихая, в рюшечках занавески, в цветочках обои. Я думал, уже на том свете, в слащавом раю. Правда, овсяный суп и дебильно улыбающиеся, разговаривающие по-инляндски медбратья меня быстро убедили в обратном. Что произошло? Они молчат, мать приезжала, но она ничего не знает.
– Тебя назначили помощником посла в Инляндии по личной просьбе Луциуса, – сообщил Тандаджи спокойно.
– Сукин сын! – злобно рыкнул Люк в трубку.
– Но умеет использовать момент, согласись, – благодушно похвалил инляндского короля тидусс. – Жди требования принять титул в обмен на долг жизни. Он тебя держал все это время.
– И про титул знаешь, – проворчал Кембритч и вздохнул. – Курить хочу.
– Терпите, ваша светлость, – ласково произнес подполковник и с удовольствием послушал, как Кембритч матерится в трубку. Да, ранение сделало его еще несдержаннее. – Могу подсластить пилюлю загадкой для ума. Хочешь?
– Давай, – Люк снова ругнулся, и Майло вдруг понял, что это не от злости – от боли.
– Как считаешь, какой королевский дом вероятнее всего атакуют следующим?
– Думаешь? – после некоторой паузы проговорил Люк.
– Серенитки и желтые слишком организованы под власть, – пояснил Тандаджи. – Так что тебе будет где покопаться. Если решишь не шляться по бабам, а заняться делом.
– Какие бабы, – прохрипел Кембритч, – окстись, начальник, я несчастный инвалид. У меня даже язык заплетается. Хорошо, что эта тварь так удачно пырнула, а то чуть ниже – и вопрос о принятии титула для производства новых виконтов и маркизов был бы снят навсегда.
– Плохо, что ты в очередной раз, как идиот, полез геройствовать, – холодно сказал тидусс, – хоть и заработал себе медальку. Было бы грустно крепить ее на твою могилу. Так что ешь свой отварчик и думай, Кембритч. Я всегда на связи, если нужна будет информация.
Тандаджи положил трубку и подумал о том, что с неугомонными и не знающими дисциплины высочествами Рудлог скоро полстраны будет носить ордена за их спасение. А самое страшное в этих девицах – то, что приходит им в голову, когда оказывается нечем заняться.
