Полина
Принцесса Полина и не подозревала о провидческих мыслях начальника разведуправления. Она снова бегала по парку и при этом просто изнывала от ничегонеделания. Все имеет свой предел, нельзя заниматься спортом целый день – да и какова цель пятидесятого круга? Подразнить охрану или довести до истерики парковых белок?
Без цели жить скучно, без азарта – неинтересно.
Но сейчас она вышла на пробежку, чтобы подумать. Почему-то мысли упорядочивались, и решения находились, и спокойствие приходило именно во время бега.
Она с грустью признала, что криминальный опыт оставил-таки на ней свой отпечаток: Пол привыкла к сложным задачам, к ловушкам и четкой, слаженной работе ума и тела и теперь тосковала без знакомого напряжения.
Нет, ни за что на свете она не вернулась бы теперь к нелегальному прошлому. Но легальных задач никто не предлагал. Да и как отнесется к этому Демьян? Одобрит? Или запретит? А если запретит – сможет ли она пойти против него?
Полли расстроенно пнула ногой позднюю сыроежку, улетевшую в прелую, уже почерневшую листву, и побежала дальше по дорожке мимо оголенных, освещенных солнцем деревьев. Было хорошо и свежо; совсем скоро парк заметет снегом, и он станет еще прекраснее. Василина, наверное, захочет возобновить традицию, и на лужайке за дворцом построят целый снежный городок и еще принесут цветные фонари, отчего по вечерам снег начнет отливать розовым, зеленым и лиловым, а заснеженные деревья будут выглядеть совершенно сказочно.
Полина думала пойти учиться, чтобы хоть чем-то себя занять. К тому же королева без высшего образования – нонсенс, позор. Но куда идти, если до ее отъезда в Бермонт осталось чуть больше месяца? И какая специальность пригодится в новом статусе? Чтобы ей было интересно. И чтобы двигаться много…
От невеселых мыслей о своей будущей судьбе Полли плавно перешла к делам семьи. Вася правит, Маринка болеет, а когда не болеет – работает, Алинка с Каролиной учатся, а Ани и вовсе у драконов в плену. И только она ничем не занята. Навещает старую учительницу, анонимно переводит деньги на опекаемый ею в институте собачий приют, ждет вечерами Демьяна. Как странно, что она так быстро привыкла к нему и так сложно теперь заснуть одной, когда он не может прийти.
Кстати, о драконах. Ангелина упомянула в письме о давней войне Песков с Рудлогом. И Василина накануне, за ужином, рассказала наконец о разговоре с драконом во время посещения Теранови.
Алинка дулась, что ее не взяли, но слушала внимательно, как и все, кто сидел за столом. Полина тоже хотела бы посмотреть на пернатого ящера… и, может, попросить полетать на нем. Но она, в отличие от младшенькой, уже понимала, что политика выше личных интересов. Даже самых-самых желанных.
Ангелина просила найти всю информацию об отношениях их предка с драконами, о произошедшем конфликте, о Рубине, таинственном древнем артефакте, и Василина, покачав головой, сказала, что поиски сведений ведутся с момента похищения и что удалось найти какие-то обрывки, косвенные упоминания, совершенно не проясняющие ситуацию. Такое ощущение, что по всей стране намеренно уничтожили все свидетельства о периоде войны. Исторических документов, записей современников, хроник монахов Триединого было очень много, но все они касались других временных отрезков.
То, что Иоаннесбургская библиотека сгорела, понятно, но обязательно остались бы копии хроник в библиотеках провинций, документы в архивах дворянских семей, свитки в храмовых хранилищах. Искали и в архивной части библиотеки дворца Рудлогов. Но нет, ничего. Смотрители проглядывали свитки и в их личном, семейном хранилище – огромном укрепленном помещении в подвале дворца. Там бережно хранились личные вещи всех Рудлогов от благословенного Иоанна Красного до их матери, Ирины Рудлог, дневники предков, записи, оригиналы хроник придворных летописцев, портреты, уникальные сохранившиеся подарки от глав других государств.
Личные записи были особой ценностью. Предки были людьми разными: и жестокими, и кроткими, хотя последние оставались в явном меньшинстве – Рудлоги всегда отличались несдержанностью и агрессивностью. И не будь дневников, никто бы и не узнал, что краткий конфликт с Инляндией пару сотен лет назад случился не из-за «вероломного нападения инляндских баронов на нашу часть нейтральной полосы», а по позорной причине – далекий дедушка Вениамин был азартным игроком и как-то под добрый инляндский ром проиграл тогдашнему Инландеру фамильную корону. Понятно, что эту причину не озвучишь народу. Как не будешь озвучивать, почему младшую дочь того же Вениамина поспешно выдали за одного из недавно получивших титул баронов. Историки в учебниках подводили целую доказательную базу – мол, таким образом король добился поддержки могущественной прослойки военных дворян. А на самом деле барон, пусть новоявленный, куда лучше конюха, от которого принцесса ухитрилась понести. И его величество в своих дневниках по этому поводу весьма нелицеприятно проходился.
Семья хранила свои секреты. И тем удивительнее было, что среди этих секретов не нашлось ответа на загадку исчезнувших хроник войны.
Были ведь в хранилище и портрет далекого прадеда Седрика – невысокого беловолосого крепкого мужчины с надменным лицом и почти прозрачными голубыми глазами, – и его вещи, и целый сундучок со свитками личных записей. Но они обрывались больше чем на два года и возобновлялись без всякого намека на то, почему был допущен перерыв. Или перерыва не было, а записи кто-то уничтожил? Или их спрятали? И лежат они себе где-то и истлевают, если уже не рассыпались в прах.
Если бы она, Полли, была властительницей Рудлога и ей бы потребовалось спрятать информацию, то куда бы она ее дела?
Четвертая принцесса в очередной раз пробегала мимо семейного кладбища, расположенного далеко от дворца, когда ее внезапно озарило. Так озарило, что она замедлила шаг и свернула с привычного маршрута. Позади раздавалось натужное дыхание охранников, с облегчением воспринявших внеурочную остановку. А Полина уже шла мимо усыпальниц, внимательно вглядываясь в каждую из них. И вспоминала свое детство. Когда она убегала от няни и пряталась в парке. И частенько приходила сюда, на кладбище. Было жутковато и интересно.
Тогда здесь работал сторожем и хранителем старый-престарый дед. Он угощал ее сухариками, курил вонючие терпкие папиросы – от них шел желтоватый дым, да и сам он был сморщенный, потемневший весь от прожитых лет и бесконечного курева. И рассказывал Полине истории и сказки. Про огромные фигуры над курганами, встающие по ночам. Про дух одной из ее прапрабабушек, которая покончила жизнь самоубийством. И про старый подземный ход, ведущий из дворца прямо на кладбище, в один из склепов. В ходе том, по словам старика, были заперты несметные сокровища и удивительные артефакты, однако туда никто не смел заходить, чтобы не прогневать духов. И даже показывал он ей этот склеп. Тогда, давно. Когда ей было то ли шесть, то ли семь лет.
Полина дошла до старой скамейки, расположенной на центральной линии кладбища, остановилась, присела на нее. Вот, точно – тут она сидела, болтая ногами и не обращая внимания на истошные крики второй няни, посланной ее искать. Тогда их еще не сопровождали охранники – казалось, что за оградой королевского парка безопасно и ничего здесь случиться не может.
