Сегодня он смог остановиться. Сможет и впредь.
Дракон вышел из дома, не останавливаясь спустился в озеро, снова поплыл, и голубоватый свет полной луны развеивал кошмар, а Мать-Вода охлаждала тело, качала его в своих объятьях, утешала, лаская мягкими струями скользящее вперед тело.
«Ты хороший мальчик, Четери. Сильный».
Он зажмурился – так легко ему было и спокойно.
«Как мне избавиться от боли, Великая?»
Озеро игриво плеснуло брызгами, начало подниматься тонкими перьями тумана.
«Только любовью, мальчик».
Он плыл сквозь водяную дымку, сверкающую голубоватыми искорками в свете небесной царицы-луны.
«Почему ты говоришь со мной? Я же не Владыка».
Четери нырнул в темную глубину и надолго завис в толще воды, словно на руках у матери, пока его не подтолкнули наверх, мягко, бережно, но с некоторой укоризной.
«Ты самый старший из всех живущих на Туре моих детей, малыш. И на тебе благословение сразу двух моих братьев».
Чет выбрался на берег, и туман скользнул по его лицу, словно поцеловав перед сном. И заснул дракон легко, и не было больше страха и крови.
…Он целует женщину в шею, щекочет языком впадину над ключицей, фыркает – и она смеется и просыпается.
Гостиничный номер в Иоаннесбурге освещен лишь отблесками огней уличных фонарей, но ему больше и не надо – за несколько дней он изучил ее тело. Податливое, мягкое, как раз по нему – от крупной груди, на которую хочется смотреть бесконечно, трогать, гладить, играть, просто лежать и расслабленно держать губами сосок, когда она еще подрагивает от прошедшей любви, – до тонких красивых щиколоток, которые так смотрятся на его плечах, что он сходит с ума.
Живот у нее упругий, и под ребрами есть местечко, от прикосновений к которому она мгновенно заводится, но скользнешь чуть ниже к бокам – смеется и отбивается. Ужасно боится щекотки. И пахнет нежностью. И бедра круглые, налитые, не боятся мужских крепких рук. И она сама – вся по нему, покорная, отзывчивая, признающая его силу и превосходство.
Жаль, что он понял все так поздно.
– Жди меня, – говорит он жестко, двигаясь в ней, и женщина дрожит, выгибается, хватается руками за изголовье кровати и стонет.
Тепло, нет, жарко, как же жарко и хорошо.
– Жди, – рычит он ей в губы и держит ее за волосы – чтобы не отворачивала голову, а он мог видеть, что поняла, услышала и знает: теперь уже никуда не денется от него. А она не боится – приподнимается и целует его, и глаза ее – как темная вода озера, и кожа светлая, прохладная.
– Жди, Светлана! – мир содрогается от удовольствия, и он просыпается и долго лежит, улыбаясь и хмурясь одновременно. За окнами рассвет, от озера тянет свежестью, а ему хорошо, и ночной кошмар кажется пустым и глупым.
Светлана Никольская
Светлана открыла глаза и еще долго приходила в себя, остывая после сна, в который, по своему обыкновению, безапелляционно ворвался Чет и утащил ее в постель. Что во сне, что наяву – резкий, мгновенно переходящий от шутливой возни к тяжелой и жесткой страсти, где вел и командовал только он, и такой нежный, раскрывшийся, совершенно по-мальчишески напрашивающийся на тихую женскую ласку после – когда сон позволял это «после», а не прерывался на пике удовольствия.
Последнюю неделю Свете начало казаться, что она сходит с ума. Днями она работала в школе, преподавала историю, общалась с коллегами, проверяла контрольные и готовилась к урокам. Это была одна жизнь.
Ночами наступала вторая жизнь, и она была не менее реальна, чем первая. Света бродила по городу на берегу высохшей, засыпанной песком реки и видела свои – вчерашние – следы на улицах. Луна двигалась по небосклону, дул ветерок, шурша песчинками, и в тишине огромной пустыни этот звук казался очень громким и тревожным. Ей могло быть прохладно – если она долго стояла на одном месте, или жарко – если взбиралась на очередной бархан или крышу дворца. Но одновременно состояние ее нельзя было назвать вполне материальным: физиологических потребностей Света не испытывала, усталости почти не чувствовала – только раздражение и уныние от безрезультатных поисков решения задачи, обозначенной маленькой богиней. У Светланы менялся рост – от человеческого до огромного, выше крыш, – она могла мгновенно оказаться в той части города, о которой думала, и в темноте ночи видела не хуже, чем днем.
Песок не был безжизнен, как казалось на первый взгляд: ночью выбирались на поверхность длинные и противные многоножки, большие жуки с черными блестящими панцирями, огромные скорпионы и тарантулы с многочисленными мерцающими зеленым глазами. Стелились шелестящими лентами, оставляя извилистый след, тонкие пестрые змейки, даже внешне казавшиеся жутко ядовитыми, пробегали какие-то истеричные ящерицы – размером с две ладони, но они так воинственно и оглушительно верещали, что хотелось схватить хотя бы одну и постучать ею о стену дома в назидание остальным.
Один раз Света чуть не наступила на флегматичную черепаху, притворившуюся камнем; видела она и каких-то маленьких ушастых зверят, похожих на лисичек, и смешных пугливых и шустрых тушканчиков, на которых эти самые лисички охотились. Но Светлане нужно было не за жизнью местной фауны наблюдать, пусть увлекательной и жестокой, а думать, как оживить город и заполнить реку.
Она ломала голову уже больше недели. И чувствовала себя ужасно глупой. Богиня могла бы выбрать и кого-то посообразительнее.
Света обследовала дворец, разбросав большими ладонями песок от входных резных дверей – но они были закрыты, пришлось лезть в окно. Бродила по прекрасно сохранившимся залам – великолепным в своей архитектурной восточной выразительности, с обилием синего и белого, со всеми этими арками, светлыми, возносящимися в небо куполами, сухими фонтанами, мозаиками и роскошными мраморными полами. Искала двери, примерялась к замочным скважинам ключом, подаренным богиней. Ведь если есть ключ, то где-то должен быть к нему замок? Может, задача проста, и надо найти подходящий, провернуть, и всё?
Дворец стоял огромный, тихий и темный, ночью там было страшно и неприятно. Света утешалась тем, что это ее сон, и до сих пор он был довольно-таки скучным: живность ее не видела и не чувствовала, опасностей не наблюдалось. И она упорно ходила от двери к двери, пытаясь найти ту самую, волшебную.
Во дворце подходящей двери не нашлось, и сновидица печально посидела на прохладном сухом бортике широкой и высокой террасы, с которой, видимо, ранее открывался прекрасный вид на реку. Подумала и решила пройтись по храмам города: вдруг нужная дверь найдется там? Или, может, нужно просто приложить ключ к чаше Синей Богини? Света терялась в догадках и расстраивалась. Ну хоть какую-то подсказку можно было дать? Великая, помоги, пожалуйста!
Богиня не появлялась, и Светлана, посидев еще немного и послушав визжащих в мертвом городе ящериц, сползла с бортика и медленно, погружаясь в сыпучий песок, пошла к храму.