– Ну кто же захочет потерять расположение Хозяина лесов? – объяснил король, потянулся, зевнул. – Ложись, Полли, – он протянул руку за книгой, намереваясь закрыть ее, и Пол с фырканьем отодвинулась, чтобы не отобрал.
– Ну подожди, последнее, – попросила она со смешком, отодвигаясь еще дальше и под одеялом закидывая на него длинные ноги. – Я быстренько. Из раздела «Брачные традиции». Тут говорится, что после свадьбы берманы-супруги предаются любви на засеянном и колосящемся ржаном поле. Опять что-то, связанное с плодородием? А если дело зимой происходит? А если вокруг ни одного поля? А если колоться будет… Демьян! Отдай немедленно! Тиран!
Книжка со стуком приземлилась на пол, ночник погас, а принцессу сграбастали в охапку, сжали крепко, и она затихла.
– Полюш, – проворчал он ей на ухо рычащим многообещающим шепотом, от которого она совершенно разомлела, – о наших брачных традициях ты скоро всё узнаешь сама. На практике. Вот как выиграю бои, так сразу и узнаешь. Ты у меня смелая девочка, не испугаешься.
– А будет чего бояться? – спросила Полина серьезно.
– Спи, заноза, – ответил после небольшой паузы Демьян. – Меня тебе бояться не надо. В каком бы состоянии я ни был.
* * *
Начальник разведуправления Майло Тандаджи ничего не знал о таинственных гостях третьей и четвертой принцессы. И если бы его спросили, то он ответил бы, что и знать ничего не хочет.
В данный момент, правда, спрашивать его о чем-либо было сложновато, потому что грозный Тандаджи крепко спал на своем рабочем месте, уткнувшись лбом в папки со стенограммами показаний и допросов.
Заведенные им недавно для общей гармонизации несколько пошатнувшегося душевного равновесия очень голодные золотые рыбки печально плавали в большом аквариуме, тыкались в стекла и рылись в песочке, которым любовно было посыпано дно, в поисках остатков корма. Еще пара дней такого насыщенного труда – и тидусс рисковал получить живописную композицию из плавающих вверх брюхом личных психотерапевтов.
Несколько раз за последние полчаса в кабинет заглядывали следователи Управления, наблюдали смоляно-черную макушку начальника, но будить не решались, хотя новости были важные и нужные. И неизвестно, чем бы кончилось дело, если бы в кабинете не зазвонил пронзительно телефон.
Майло, не поднимаясь, на автомате протянул руку, взял трубку и совершенно не сонным голосом произнес:
– Тандаджи. Слушаю.
– Мали! – грозно начала на том конце провода супруга. – Два часа ночи! Тебя вторые сутки нет дома!
– Я на работе, Таби, – очень спокойно и тихо объяснил очевидное Тандаджи. – Ложись спать, жена.
Она всхлипнула, и он поморщился, зная, что последует дальше.
– Это невозможно, невозможно! Я не могу так больше жить! Мужа нет, отпуска нет, твоя мать сегодня запекала селедку и провоняла весь дом, Мали! Сейчас она спит, я проветриваю, а на улице холодно!
– Закрой двери, окна и зажги ароматические палочки, – чеканя слова и вспоминая, есть ли у него еще стимулятор, произнес тидусс. Но супруга его уже не слышала, войдя в раж:
– Я вдова! Вдова при живом муже! Мали, если ты сейчас не поедешь домой, я от тебя уйду! Завтра же подам на развод, и пусть мне будет стыдно перед родней и детьми, пусть!
– Отлично, – сухо сообщил Майло и повесил трубку. Поднял голову и посмотрел на топчущихся на пороге следователей таким страшным взглядом, что они поежились и решили: в палате с демонами было безопаснее.
– Новости? – коротко спросил начальник, на глазах приобретая привычный равнодушный вид.
– Девчонка очнулась, из темных, – доложил старший следователь. – Там боевые маги дежурят, но она не рыпается, только рыдает и просит маму позвать.
– Давно? – уточнил брошенный муж, переводя взгляд на елозящих по стеклу аквариума ртами рыбок. Встал, взял корм и начал сыпать его в воду.
– Полчаса уже как, – смущенно отрапортовал следователь, наблюдая за воодушевившимися рыбками. Те чуть ли из воды не выпрыгивали за кормом. Видимо, пытались наесться про запас – с таким-то хозяином.
– Надо было сразу меня будить, – с легким недовольством упрекнул подчиненного Майло, и тот немного напрягся, но санкций не последовало. – Две минуты, я сейчас выйду.
Стимулятор нашелся в ящике стола, под сигаретами, которые он до сих пор держал для Кембритча, и на сгибе локтя появилась еще одна дырка. Зато голова сразу прояснилась.
Первокурсница, а по совместительству демоница, вся красная, всхлипывающая, сидела на койке и пила сладкий чай.
– Ну и подумаешь, опасна, – сказала дежурившей охране и четверке штатных боевых магов пожилая сердобольная медсестра, которая заглянула в палату с проверкой и увидела размазывающую слезы по лицу Наталью. – Ребенок же.
Пришла через пять минут и принесла этот самый чай и булочку. Затем под мрачными взглядами вооруженных суровых мужиков помогла пациентке дойти до удобств и вернула ее обратно.
Тандаджи в сопровождении следователей вошел в палату. Девчонка напряглась, стиснула чашку. Он сел на пододвинутый охранником стул, стал просматривать личное дело. Наталья Яковлева, семнадцати лет от роду, родилась в обычной семье, за которой никто никогда не замечал странностей. Коммуникабельная, учится средне, нареканий от преподавателей не имеет. Магический дар обнаружился в детстве, занималась в кружке при школе, затем ее рекомендовали к поступлению в университет.
Глянул на уткнувшуюся в чашку девчонку – глаза серые, волосы русые, лицо неприметное, среднего роста. На фоне белых больничных стен выглядит совсем жалко.
– Наталья Сергеевна, – сказал он мягко, – нам нужно поговорить. В ваших интересах ответить на мои вопросы.
– А вы кто? – жалобно спросила она, взирая на доброго смуглого дядьку.
– Я следователь, но вам не нужно бояться, – произнес он, располагающе улыбаясь. Сотрудники Управления смотрели на начальника с изумлением, чуть рты не пооткрывали. – Если вы ни в чем не виноваты, то несколько вопросов – и мы оставим вас в покое.
Девушка снова заплакала, и он пододвинулся ближе, подал ей салфетку.
– Я виновата, – сказала она, сморкаясь, – очень виновата. Там ведь, – студентка с надеждой посмотрела на «следователя», – никто не умер?
– Все живы, – успокоил ее Тандаджи, с любопытством наблюдая, как она вздыхает с облегчением.
Не тянула эта всхлипывающая мокрица на злодейку, а перевидал их Майло на своем веку очень много. И тех, кто угрожал или гордо молчал, и тех, кто старался соблазнить, и тех, кто рыдал, пытаясь надавить на жалость. Мокрица была простой и понятной, как табуретка.
– Кроме господина Соболевского, – добавил он, глядя, как меняется выражение ее лица – от ужаса до облегчения. – Вы знакомы?
Она открыла рот, пытаясь что-то сказать, потом закрыла его и бессильно глянула на собеседника.
