Я видела обычно только строительные материалы — туман, росу и разноцветные мыльные пузыри. Иногда в постройку Саэль добавлял немного прозрачного арктического льда. Начинал всегда основательно — с фундамента. А заканчивал торжественно — возведением колокольни небесного цвета. Каждый день, без исключения! Разве могут быть исключения в счастье? Это я поняла совсем недавно. Увы.
Обычно он начинал свою работу в шесть вечера, когда я, усталая и измотанная, приходила домой, и управлялся всего за полчаса, иногда за сорок минут, а в выходные дни строил рано, в восемь утра, когда я только-только просыпалась и, лениво-сонная, подходила к окну.
Однажды я попросила его посадить в городе деревья. Саэль везде, буквально на каждом свободном клочке этой удивительной земли, посадил маленькие серебристые кедры с хрустальными шишками. Это чудо радовало мой глаз каждый раз, когда я подходила к окну или случайно заглядывалась вдаль, за горизонт. Я смотрела на все это и улыбалась, настроение улучшалось и всякий раз хотелось петь.
Саэль как-то совершенно серьезно сказал, что здесь водители всегда уступают место пешеходам и не боятся оставлять свой транспорт без сигнализации и с открытыми дверьми.
В то же время новостройка нравилась животным, обитающим в нашем районе. Семейства ежей и белок прибегали под наши окна и подолгу там играли, мы с сыном приносили им молоко с сахаром, и они, совсем не боясь нас, от всей души этим лакомились. А еще я заметила, что одуванчики в нашем городке удивительно большие и пушистые, величиной с человеческий кулак. На них любили садиться разноцветные бабочки.
Маленький мир, который заканчивался сразу за большим кленом, создавал ощущение чистоты и беззащитности: порой мне начинало казаться, что даже человеческое дыхание ему может повредить. И было по-настоящему страшно. Ведь по большому счету у нас сыном больше ничего в этом огромном и пустом городе не было. Случись какая-нибудь потеря, мы бы этого просто не перенесли. Все, что имелось у нас, было родным до боли.
Леша Швабров после смерти своей учительницы Елизаветы Тимофеевны редко стал выходить из монастыря. Эта обитель сделалась ему родным домом, где никто не тревожил, не отвлекал.
Однако родители его не забывали. Узнав каким-то образом, что покойница завещала их сыну деньги, пришли к нему с просьбой одолжить Ленке на учебу. Разумеется, о долге они тут же забыли, а деньги пропили в тот же вечер.
В это время в монастыре случилось самое обычное для этих мест чудо — начала мироточить и обновляться икона. Монахи и послушники, опасаясь шумихи, сняли икону и отнесли в дальнюю келью, подальше от любопытных глаз и суеты.
Надо заметить, что это была особенная икона. Когда-то она, икона Иоанна Тобольского, долгие годы лежала на скотном дворе близ села Чимеево, что в Курганской области. В начале нового столетия двор, пришедший в полную негодность, стали разбирать, икону нашли, отмыли и передали в дар Тобольско-Тюменской епархии.
Здесь она самостоятельно, без чьей бы то ни было помощи, начала сразу обновляться, стали четче проступать контуры, ярче краски. Если, к примеру, еще неделю назад прихожане смотрели на бледноватый лик с огромным светлым пятном посередине, то спустя семь дней пятна как не бывало, хотя рука реставратора иконы не касалась.
Образ святого выведен настолько ярко, что порой начинает казаться, будто иконописец закончил его только вчера и вся краска еще не успела обсохнуть.
В монастырском храме икона сразу же по прибытии начала проявлять свою чудодейственную силу, в которой может убедиться каждый верующий. Церковные работники даже завели специальную тетрадку, где скрупулезно записывают до сих пор все случаи исцеления и чудесной помощи святого.
Разрешили ученым провести исследование, взять разные пробы, чтобы все происходящее имело научную основу, а верующие просто подолгу молились перед ней. У верующих людей вообще никаких вопросов не возникало. Для них все было ясно с самого начала.
А недавно в церковь пришел дедушка лет девяноста родом из той самой деревни, где храм в свое время превратили в скотный двор. Он рассказал, что будучи мальчишкой наблюдал, как иконы снимали с иконостаса и уносили на совхозный склад. Все сторожа между собой тогда перешептывались, что ночью иконы начинают совсем по-человечески стонать… а когда в бывший храм загнали первую партию телят, то вскоре все они как один сдохли.
После этого храм вскоре стали ломать, но он, как большой крепкий организм, долго не поддавался разрушениям, держался. В итоге его с большим трудом взорвали, при этом много работников из подрывников покалечилось.
Ох, и вопли тогда стояли в деревне! За версту было слышно, как безбожники церковь матерят. Старушки же втихомолку осеняли себя крестным знаменем, говорили, что это наказание Господне.
Увидев икону, старик перекрестился и совсем по-детски заплакал. «Она», — все, что он смог вымолвить, поклонился и ушел.
Вскоре Шваброву приснился вещий сон, после которого он длительное время молчал, а его друг Виктор принял постриг, навсегда отрекся от мирского и стал еще больше уединяться в своей келье, упражняясь в посте и молитвах.
Я же после всех событий приняла решение уволиться с работы и записать все случившееся со мной и с окружающими в последний год. Ведь неизвестно, что ждет впереди, а я почему-то уверена, что написать это надо. Вдруг пригодится?..
Гриша пошел пешком по святым местам России. Это решение бомж принял внезапно. Он вышел, как обычно, из своего барака сдать бутылки, отнес их в город, сдал и уже было направился к своей родной свалке, как вдруг ему пришла в голову мысль: а почему бы сейчас не посетить святые места нашей необъятной страны, ведь жизнь, как известно, одна и, кто знает, когда еще такой шанс выпадет? Этому решению в значительной степени способствовала и погода, дул прохладный попутный ветерок, дороги были сухими, и на душе от этого стало невероятно легко.
Гриша как был в шлепанцах, так и пустился в странствие с двадцатью рублями в заштопанном кармане.
Лучок ходит в школу и учится хорошо. Особенно часто рисует ромашковое поле и голубей. Наш маленький дом буквально утопает в его веселых картинках.
Лешка Швабров с благословения священника недавно поступил в духовную семинарию. Его родители, Санек и Натка, на следующий день выиграли в лотерею крупную сумму денег и буквально за две недели ее пропили. Теперь отравляют жизнь младшей дочери, часто просят у нее денег — благо, те у Ленки водятся. Она, помимо стипендии, получает еще и зарплату, подрабатывая санитаркой в районной поликлинике.
Дочери Елизаветы Тимофеевны в вопросы наследства не вникали, родительскую квартиру продали совсем недорого каким-то беженцам, а вот дача находится в сильном запустении: клубничные грядки и малиновые кусты заросли высокой полынью. Зато старшая дочь решила всерьез заняться наукой и теперь, поговаривают, будто пишет даже кандидатскую диссертацию, что-то из области человековедения. Нет, ошибаюсь. Она изучает гистологию — науку о тканях человеческого организма и собирается в скором времени на стажировку в Париж.
