Рита отошла в сторону, к детской площадке, присела на край песочницы, опустив локти на колени и сжав пальцами виски. Марату, как ни странно, было легко и спокойно. Он уверен был, что никакого велосипеда Рита не изобретет, что все теперь предопределено, а значит, можно расслабиться и плыть по течению. Все равно. Лишь бы только не сразу нашли. Побыть с ней хотя бы еще несколько дней.
Рита тем временем поднялась на ноги. В движениях ее чувствовалась скованность, как будто на плечах у нее лежало что-то тяжелое, не давая до конца распрямиться.
– Иностранный легион, – твердо сказала она. – Тебе нужно завербоваться в Иностранный легион. Это лучший выход.
– Что за чушь? – недоверчиво фыркнул он.
– Это не чушь, – покачала головой она. – Тебе нужно уехать из страны, сменить имя, зачеркнуть все твое прошлое. А это можно сделать только так. Туда принимают всех, кто пройдет отбор, ни о чем не спрашивая, дают новое имя, новые документы. И никогда не выдают легионера властям какой бы то ни было страны, даже если на нем висит преступление. Это правда, я узнавала.
– Зачем? – тупо переспросил он. – Зачем ты узнавала?
– Мне нужно было для повести, – объяснила она. – У Левки есть приятель, который там служил. Он меня с ним познакомил, и я его расспрашивала. Нужно только добраться до любого французского города, где есть вербовочный пункт. И все.
Марату тогда показалось, что все это – какой-то бред, детская фантазия. У Риты всегда было богатое воображение, она еще в детстве вечно сочиняла какие-то завиральные истории про бандитов, разбойников, беглых преступников и роковых злодеек. И вся эта странная идея с французским легионом показалась ему такой же, оттуда.
Не допуская и мысли о том, что ко всему этому можно отнестись серьезно, Марат сказал ехидно:
– Всего-то! И как, по-твоему, я доберусь до Франции, без загранпаспорта, без документов – мне же нельзя будет пользоваться своим паспортом, если меня объявят в розыск?
Но Рита, кажется, все уже для себя обдумала и решила, и на любое возражение у нее находились ответы.
– Через Украину, – сказала она. – Наташка – та девушка, из-за которой Гнус на меня наехал – должна быть уже в своей деревне под Мариуполем. Портовый город, корабли отходят во все стороны света. У нее наверняка есть знакомые, которые могут помочь.
– Помочь? – все еще насмехался он. – Перевезти в трюме? Как ценный груз?
– Да как угодно! – взорвалась она. – Хоть тушкой, хоть чучелком! Но ты будешь на свободе, будешь жить! Марат, просто поверь мне, это единственный выход! – Она сильными пальцами сжала его плечи и даже слегка тряхнула.
И он, как всегда, пасуя перед ее напором, чудовищной внутренней силой, потрясенно покачал головой:
– Все равно… Нелепость какая-то…
И вот теперь, все еще не до конца веря в то, что ввязался в эту авантюру, он стоял рядом с Ритой в тамбуре электрички, сжимая ее руку и чувствуя быстрое биение пульса под подушечками пальцев. На том, чтобы ехать на электричках, настояла Рита. Покупать билет на поезд придется по паспорту, сказала она, а это может быть опасно. Если Марата уже объявили в розыск или только объявят, потом, по билету, сразу можно будет вычислить, куда он направился.
Так они и кочевали, из одного состава в другой, из одного промозглого прокуренного вагона в новый, ничем не отличавшийся. У Марата уже рябило в глазах от сменявшихся станций, перронов, вагонов, людей.
Они вернулись в вагон, и Рита задремала на деревянной вагонной скамейке, припав головой к его плечу, и он, боясь пошевелиться, чтобы не потревожить ее сон, осторожно втягивал ноздрями воздух, стараясь уловить, отложить в памяти запах ее волос. Если все удастся, все эта безумная авантюра, бог весть когда он сможет почувствовать его снова. И сможет ли когда-нибудь.
Перспектива снова оказаться в военной форме его не пугала. Он слишком свыкся с ней за два года и, как выяснилось, так и не смог переключиться обратно на гражданскую жизнь. Там ему будет проще, понятнее. Не нужно будет решать сотни встающих в голове вопросов, просто выполнять приказы. Стрелять, если нужно, умирать, если придется. Не жалеть, не щадить, не бояться. Как ни странно, это казалось ему проще и легче, чем здешняя, ставшая какой-то чужой и непонятной, жизнь. Жизнь, в которой его руки, привыкшие управляться с автоматом, умело спускавшие курок и бросавшие гранаты, дрожали от прикосновения к волосам задремавшей на его плече измученной девочки.
Домик был маленький, хлипкий, но чистый. Отмытые окна весело поблескивали на солнце – надо же, здесь еще было солнце, не в пример завешанной тучами насморочной Москве. В приоткрытую форточку влетал запах соли, сырой рыбы, влажного морского ветра.
Наташа нашлась здесь, в пригороде, в старом деревенском доме какой-то соседки, где решила переждать некоторое время, чтобы убедиться, что Гнус не бросится за ней в погоню. Рите хотелось бы рассказать ей, что прятаться больше нет нужды, Гнус больше ни за кем не явится, разве что с того света. Но она решила промолчать. Незачем кому-то еще знать о том, что сделал Марат. Наташе она, не вдаваясь в подробности, сказала, что у ее друга серьезные неприятности с законом и нужно так или иначе переправить его во Францию. Та все поняла и лишних вопросов задавать не стала, обещала все разузнать и помочь. А пока предложила им перекантоваться несколько дней у нее.
Наташка обещание сдержала, приволокла в дом своего бывшего одноклассника Богдана, который плавал теперь матросом на рыболовецком судне «Мирный». Тот долго мялся, хмыкал, темнил, но, увидев в Ритиных руках пачку денег – тех самых, еще недавно хранившихся в коробке из-под кассеты «Последнее танго в Париже», – тут же оживился и пообещал помочь. Марат, сказал он, выйдет с ними в море по документам юнги Ваньки Бекасова. Подправят там, что надо, в паспорте моряка – никто и не заметит. А Ванька только рад будет лишний раз в рейс не выйти, дома пузо погреть. За хорошие бабули, конечно. А с остальной командой Богдан вопрос уладит, денег должно хватить. Теперь, когда все уже было решено, им оставалось только ждать, когда «Мирный» готов будет выйти в рейс.
Рите удивительно было смотреть на Наташку, такую не похожую теперь на московскую ночную бабочку. За несколько дней, проведенных дома, она как будто успокоилась и повзрослела сразу на несколько лет. Но и помолодела тоже. Щеки тронул румянец, а черные, похожие на виноградины глаза смотрели уже не загнанно и нахально, а мягко и как будто даже тепло. Здесь, в доме, она носила старое выцветшее платье, выходя во двор, набрасывала прямо поверх него куртку, а босые ноги совала в резиновые сапоги. И Рите странно было думать, что эту розовощекую деревенскую девчонку она видела когда-то облаченной в шнурованное кожаное белье.
Наташа вошла в кухню, неся на вытянутых руках миску, полную свежей, перламутрово переливающейся мелкой рыбы. Коротко пояснила Рите:
– Сосед на рыбалку ночную ходил на катере. Вот, угостил.
Она грохнула миску на стол, утерла лоб запястьем – чтобы не касаться лица выпачканной рыбой рукой. Из комнаты вышла Верка, Наташкина дочка, маленькая для своих семи лет, и робко остановилась в дверях, почесывая коленку подошвой другой ноги.
