– Ты чего-то сбледнула с лица, Гретхен. Дай угадаю, на тебя там, в коридоре, напала разъяренная мамуля?
– Ага, – кивнула Рита.
Говорить было трудно, губы предательски подрагивали, не желали слушаться. Она шагнула вперед, подтащила стоявший в углу стул к Левкиной кровати и уселась, осторожно дотронувшись кончиками пальцев до его запястья.
– Она мне… она мне рассказала. – Она сейчас ненавидела себя за этот жалкий бесцветный голос.
Левка драматично закатил глаза:
– О, ради бога! Не устраивай мировую скорбь. Я, знаешь, где-то даже доволен. Нет, серьезно, ты же знаешь, как я всегда боялся старости – эти омерзительные пигментные пятна, брылы, морщины. Еще лысина, не дай бог! Ты представляешь меня лысым? Омерзительно! Теперь мне ничто это не грозит.
Он перевел дыхание. Над верхней губой блестели капельки пота. Рита подхватила его вдруг отяжелевшую руку и уткнулась лицом в мозолистую Левкину ладонь.
– К тому же, – продолжал он, машинально поглаживая кончиками пальцев ее висок. – К тому же смерть от СПИДа – это очень поэтично, правда? И я в хорошей компании – Нуреев, Майлз Дэвис…
– Фреди Меркьюри, – тихонько подхватила Рита.
– Точно! – кивнул Левка. – Ну, прекрати, слышишь? Это вообще нормально, что мне приходится тебя успокаивать, а не наоборот?
Рита наконец сумела оторваться от его ладони, откинула голову, потом выдохнула устало:
– Я найду этого ублюдка Артура и убью его. Сломаю его очаровательную трогательную шею собственными руками.
– Да брось, – дернул плечами Левка. – Ты же не думаешь, что он заразил меня нарочно? Он, конечно, мудак, но такое даже для него слишком.
И Рита вдруг обнаружила, что смеется. Сипло, с трудом, продираясь через невыплаканные слезы, но смеется. И Левка, откинув на подушку золотую голову, хохотал вместе с ней.
7
Колченогий стул с грохотом отлетел в сторону. Двое сплетенных в схватке тел рухнули на пол, попутно зацепив свисавшую со стола скатерть. Мягко съехав на пол, темная ткань накрыла дерущихся, и несколько мгновений мужчинам пришлось бороться вслепую. Затем тот, что был облачен в военную форму, первым выпутался из складок материи, выпростал руки и, хрипло рыкнув, стянул ткань вокруг шеи своего противника. Тот забился, отчаянно дергая ногами и руками, но первый, тяжело дыша, продолжал затягивать ткань вокруг его шеи. И в конце концов придавленное им тело дернулось в последний раз и обмякло. И тогда мужчина в военной форме замер на несколько секунд, несколько удивленно глядя перед собой. Словно только сейчас очнулся от обморочного сна и понял, что убил человека.
– Стоп! Снято! – насморочным голосом произнес режиссер.
Парень в военной форме поднялся на ноги и тут же преобразился. Движения его перестали быть по-военному четкими и слаженными, из глаз исчезла холодная смертельная ярость. Он тут же принялся улыбаться, шутить с оператором, спрашивать, когда наконец привезут обед.
Риту это перевоплощение даже немного пугало. Поначалу Павел Горев – так звали актера, утвержденного на главную роль в фильме «Приказано – забыть», совершенно ей не понравился. Показался слишком щуплым, недостаточно маскулинным для ее героя Марка. На съемочной площадке он вел себя развязно, заигрывал с актрисами и выламывался. И она было решила уже, что режиссер пошел на поводу у зрительских симпатий, утвердив на главную роль актера Горева, чьи серые льдистые глаза пользовались большим успехом у женской части публики.
А потом режиссер скомандовал: «Мотор! Камера! Начали!», щелкнула хлопушка – и Горев в мгновение ока преобразился. Мигом исчезло все смешливо-капризное, он выпрямился по-военному четко, во всей его фигуре появилась внушительность, а взгляд разом сделался беспощадным и твердым – теперь это были глаза наемника, четко отлаженной машины для убийства.
С того момента Рита не сомневалась, что роль Марка Горев сыграет на отлично, и лишь ежилась всякий раз, наблюдая за этим мгновенным переключением. Все-таки было в этом что-то дьявольское.
Второй актер высвободился наконец из-под скатерти, отплевываясь от попавших в рот частичек хлопка. Левка, стоявший где-то в стороне, немедленно двинулся к нему, наклонился и принялся кисточкой подправлять грим. Актер с заметным брезгливым ужасом покосился на двигавшиеся так близко от его лица руки. И Рита разглядела на запястье друга высовывавшееся из-под манжета рубашки темно-красное пятнышко. Лизии.
Наверное, актера можно было понять – инстинкт самосохранения плюс невежество, смертельный страх заразиться неизлечимой болезнью. В конце концов, она сама, впервые узнав о Левкином страшном диагнозе, испугалась и не успокоилась, пока не получила отрицательный результат собственного анализа. Вот только проявлять понимание Рита не собиралась. Ей стоило слишком больших трудов добиться того, чтобы Левку взяли гримером на ее картину. Подумать только, буквально полтора года назад его готовы были рвать на части, сулили какие угодно блага, если только он согласится поработать на проекте. И вот, стоило слухам о его болезни распространиться, как все принялись шарахаться от него, как от чумы. И Рита, потратившая немыслимое количество часов на то, чтобы убедить Левку продолжать поддерживающую терапию, не сдаваться, бороться, не бросать работу, не собиралась относиться с пониманием к идиотским предрассудкам.
Она не раз говорила с врачами, убеждала Левку попробовать новые методики лечения. Он соглашался. Но с каждым днем становилось все очевиднее – Левка умирает. Организм, истощенный наркотиками, не мог сопротивляться разрушающему его вирусу. Все было тщетно, и Рита понимала, что уход, по сути, единственного оставшегося у нее близкого человека – лишь вопрос времени. Им, впрочем, неплохо удавалось закрывать на это глаза.
Тот безумный спектакль, который они принялись разыгрывать еще несколько лет назад, после того, как развалилась Ритина семья, продолжался. Шутить, высмеивать все на свете, хохотать, подначивать друг друга, словно не замечая, что каждый из них едва держится. Отчаяние прорывалось лишь изредка, в становившихся все мрачнее шутках.
– Левка, ты не думал соскочить с героина? – спрашивала Рита.
И тот, нервно дергая углом рта, отвечал:
– Отличная идея! Тогда у меня будет шанс когда-нибудь стать бодрым и здоровым пенсионером.
Или, когда Левка спрашивал ее, на что Рита намерена потратить очередной гонорар, та, через силу усмехаясь, отвечала:
– Оставлю в наследство любящим потомкам.
Иногда казалось, что только на этих шутках они и держались.
Съемка подходила к концу. Уже уехал, вызвав такси, совершенно измученный рабочим процессом Беликов. Режиссер произнес сакраментальное:
– Всем спасибо, смена окончена.
Рита собиралась уже уходить, когда к ней подошла помощник режиссера, Инга, худая высокая женщина с закрученными на затылке аптечной резинкой светлыми волосами.
