– Компьютеры можно включить. Девушка, поймите, дело идет о жизни и смерти. Для нас очень важно поговорить с лечащим врачом нашей подруги. Можно сказать, он наша единственная зацепка.
– Ладно, – наконец сдалась медсестра и подсела к зашумевшему компьютеру. – Как фамилия врача, у которого лечилась ваша знакомая?
Мы растерянно молчали. Фамилию врача мы у Ирины спросить не догадались. Да и что толку, если бы и спросили. Женщина наверняка ее давным-давно забыла, если когда-нибудь и знала. Медсестра выжидательно подняла на нас глаза. Поняв по нашим лицам, что фамилии врача ей от нас не видать, она вздохнула.
– Ладно уж, – сказала она. – Все равно из тех врачей, кто проработал тут больше двадцати лет, осталось всего два человека. И вам повезло, один из них сегодня как раз должен остаться на ночном дежурстве. Пухов Иван Алексеевич.
– А как нам его найти? – спросила Катька.
– Я провожу, – откликнулась медсестра.
Она провела нас на второй этаж и, остановившись перед окрашенной белой краской дверью, деликатно постучала в нее.
– Иван Алексеевич, простите за беспокойство. Вы не заняты?
– Ну что вы, Лидочка, – откликнулся из-за двери приятный мужской голос. – Совсем не занят. А для вас я и вообще всегда свободен.
Дверь открылась, и на пороге возник симпатичный мужчина сорока с хвостиком лет. С умным, немного усталым лицом. Кожа на щеках и подбородке была аккуратно выбрита, а небольшие аккуратные усики ничуть доктора не портили. С некоторым недоумением он воззрился на нас с Катериной.
– Эти девушки к вам, – порадовала Ивана Алексеевича медсестра и испарилась.
– М-да? – задумчиво проблеял врач, глядя вслед удаляющейся девушке.
Затем он снова перевел взгляд на нас.
– И чем могу быть вам полезен? – поинтересовался он. – Что, дело такое срочное, что до утра подождать не может?
– Очень срочное, – горячо заверили его мы.
– Что ж, – пожал плечами врач, – тогда я вас слушаю.
– Лет двадцать назад у вас в больнице лежала одна пациентка, – начала Катька. – Мухина Галина. Нам нужно побеседовать с ее лечащим врачом.
– Двадцать лет назад, говорите? – задумчиво повторил врач с легким сарказмом в голосе. – А теперь срочно понадобился ее врач? И чем же могу помочь, милые девушки?
– Ну, вы же тут самый старый сотрудник, – сказала Катька.
Ее слова почему-то обидели Ивана Алексеевича, и он надулся.
– Совсем я не самый старый! – возмутился он. – Есть и постарше меня сотрудники.
– Ой, мы не то хотели сказать! – смутилась я. – Простите.
– Нет, но действительно, чем могу быть полезен? – продолжал дуться Иван Алексеевич. – Даже если двадцать лет назад среди моих больных и была эта пациентка, то как я могу ее помнить? Какой у нее хоть диагноз-то был? Селезенка, желудок, аппендицит? Если аппендицит, то сразу могу предупредить, что я ее точно не помню. У меня этих операций только за первый год ординатуры было без малого три десятка.
– Дело в том, что это был не совсем обычный случай, – сказала я. – Девушка работала на химическом заводе и случайно упала в чан с раствором хлорки. После чего ее, конечно, немедленно госпитализировали. И привезли к вам, потому что и завод этот находился неподалеку.
Уже в середине моей тирады по лицу Ивана Алексеевича мелькнуло странное выражение, словно он вспомнил, о ком идет речь, но радости ему это не доставило. Но вслух он лишь коротко сказал:
– Проходите!
Посторонившись, он пропустил нас в свой кабинет. Сам плотно прикрыл за нами дверь, сел в кресло возле стола и закурил. Жадно сделав несколько затяжек, он спросил:
– Прежде чем мы начнем разговаривать, скажите, зачем вам это нужно? Вы что, ведете профессиональное расследование? Так я сразу же хочу вас предупредить, что тот человек уже давно не работает по специальности. Теперь он педиатр в районной поликлинике. Не думаю, что и педиатр из него получился хороший, но все же… все же непоправимый вред, работая педиатром, причинить трудно. Поэтому мне не хотелось бы называть фамилию этого врача. Он и сам понял, что ошибся, пойдя работать хирургом. И как мог, исправил эту ошибку.
– Нет, нет, – помотала головой Катька. – Если вы в курсе того, что произошло двадцать лет назад, то нам нет дела до фамилии лечащего врача Галины. Нам просто необходимо знать, что же произошло с Галиной.
Иван Алексеевич молчал. Нужно было его дожать. И я произнесла:
– Видите ли, произошло убийство. Мухина одна из подозреваемых. И нам с коллегой поручили в мельчайших подробностях проверить всю подноготную ее и остальных причастных к этому делу.
– Впервые вижу, чтобы наша милиция работала с таким тщанием, – недоверчиво пробормотал Иван Алексеевич.
– Времена меняются, – ответила я. – И очень несовременно думать, что в милиции все работают спустя рукава.
Уж чего-чего, а несовременным Иван Алексеевич показаться не хотел. Поэтому он поспешно согласился, что хорошие работники встречаются везде. В том числе и в милиции. Он так и остался при своем мнении, что мы с Катериной явились к нему из милиции. Не понятно, кстати, почему.
Уже и раньше прослеживалась закономерность: стоит упомянуть о том, что мы занимаемся расследованием убийства, как люди автоматически начинают считать, что мы с Катькой работаем в милиции. Видно, в голове среднего обывателя просто не укладывается мысль, что расследованием убийства можно заниматься не по долгу службы, а просто так. Из желания найти разгадку.
– Я помню этот случай, – наконец признался Иван Алексеевич. – Девушка была совсем молоденькая. Сама она почти не пострадала. Вытащили ее быстро и к нам доставили тоже оперативно. Во всяком случае, до летального исхода там было далеко. Но вот ребенком пришлось пожертвовать.
– Ее ребенком? – уточнила Катька. – Так это правда, что Галина была беременна?
– Да, но насильно делать аборт никто ее не заставлял, – сказал врач. – Ей просто предложили это как один из вариантов. Существовала вероятность, что ребенок может родиться с отклонениями. Примерно двадцать процентов. Но врачебная этика требовала от нас, чтобы мы проинформировали женщину о такой возможности. И мне показалось, что она согласилась избавиться от ребенка с большой охотой.
– И что было дальше? Ей сделали операцию?
– Да, – кивнул Иван Алексеевич. – К сожалению, не очень удачно.
– Что значит, «не очень удачно»? – переспросила я.
– Это значит, – медленно сказал Иван Алексеевич, – что после операции эта девушка осталась навсегда бесплодной.
– Не может быть! – ахнула Катька.
– Поверьте мне, я знаю, что говорю, – кивнул врач. – Поправить там что-либо было уже нельзя. Мой коллега, про которого я вам говорил, постарался. У него была тяжелая рука, у этого хирурга. Такое бывает. У таких врачей пациенты умирают на столе десятками. Самая простенькая операция по удалению свища грозит пациентку заражением крови. Иначе как мистикой это не объяснишь. Таким людям нельзя оперировать. Но, к сожалению, не все это вовремя понимают.
