– Гости?! – воскликнула она радостным голосом. – Кто? Дядя Валя?
– Нет, Танечка, – ласково ответила медсестра. – Две тети.
Танечка поднялась из-за стола. И выяснилось, что она весит никак не меньше центнера. Пока она радостно, трусцой маленького слоненка приближалась к нам, у двух «теть» было время, чтобы хорошенько рассмотреть ее.
Без сомнения, это была Татьяна Рюрикова. Та самая женщина, портрет которой дала нам Маша. Татьяна Рюрикова с портрета двадцать лет спустя. Значительно располневшая, но это была, безусловно, она. Полнота странным образом помогла Татьяне избежать морщин, которые бы ей полагались по возрасту.
– Я их не знаю, – нерешительно заявила больная, оказавшись возле нас.
– Это друзья твоих родителей, – сказал врач.
– Да? – обрадовалась Татьяна, сразу проникаясь к нам симпатией и доверием. – А они скоро приедут ко мне?
– Скоро, – только и смогла я кивнуть.
– Скажите им, что я хочу шоколадный торт, – потребовала больная. – Мама знает, какой я люблю. Такой вафельный, а сверху шоколад. Я люблю только тот слой, который сверху. И чтобы он был из холодильника и хрустел на зубах. А нижние вафли я не люблю. Они с соей.
Мы с Катькой отлично поняли, о чем она говорит. В нашем детстве были эти вафельные торты, облитые шоколадом. И мы тоже не любили внутреннюю его часть, где вафли перемежались слоями солоноватой сои.
– Скажите, а почему все-таки вы ее зовете то Тамарой, то Татьяной? – тихо спросила я у врача.
– После автомобильной катастрофы, в которой погибли ее родители, больная впала в детство. И требует, чтобы ее называли Татьяной. Твердит, что это ее имя. И не желает откликаться ни на какое другое.
– Странно, – сказала я.
– Что вы! Вполне типично для человека, перенесшего тяжелое потрясение, – заверил ее Федор Иванович. – Мозг как бы старается спрятаться от страшных воспоминаний. И человек либо начинает считать себя кем-то другим. Либо, если детство у человека было счастливым, он впадает в детство. То есть возвращается в то время, когда о нем заботились и он находился в безопасности.
– А по документам она…?
– По документам она Тамара Роганова, – сказал врач. – Но мы привыкли называть нашу пациентку Татьяной. Все равно на другое имя она не откликается.
Катька тем временем уже успела основательно подружиться с Татьяной. И та потащила Катьку показывать ей свои игрушки.
– И что, она никогда не приходит в себя? – спросила я у врача, имея в виду больную. – Никогда не вспоминает свое прошлое, не осознает, сколько ей лет на самом деле?
– Несколько раз у нее были просветления, если это можно так назвать, – не очень охотно признался врач. – Но лично я предпочитаю, чтобы она находилась в ее теперешнем состоянии. Потому что, когда она осознает, кто она такая в действительности, на нее очень тяжело смотреть. Из своего прошлого она помнит только ту жизнь, которая окончилась вместе со смертью родителей. Кажется, там у нее был муж. Но если и был, то он от своей калеки-жены давно отказался. Здесь мы его никогда не видели.
– А может быть, Валентин?..
– Что вы! – воскликнул врач. – Я прекрасно знаю Машу – жену Валентина. У нее после развода с мужем было тяжелое нервное расстройство. И я с моим коллегой наблюдали ее. Уверяю вас, Татьяна никак не может быть женой Валентина. Просто у Вали доброе сердце. И он пожалел свою знакомую, оказавшуюся беспомощной, одинокой и брошенной на произвол судьбы подлецом мужем.
– А давно она у вас? – спросила я.
– Уже больше четырех лет, – сказал Федор Иванович. – До этого Валентин содержал ее в другой клинике. Но наши условия показались ему более привлекательными, и он перевел Тамару к нам.
– Скажите, а когда больная приходит в себя, она ничего не рассказывает о своем муже? Почему он отказался от нее?
– Все, что происходило с ней после смерти ее родителей, Тамара не помнит, – покачал головой врач. – Видите ли, в ней сейчас живут две личности. Одна – маленькая девочка, которая не осознает, сколько ей лет на самом деле. А вторая – взрослая женщина, которая помнит себя и свою жизнь только до того момента, когда ее родители погибли. До того момента, когда ее психика дала сбой в первый раз. Больше она о себе не помнит ничего. Она даже не осознает, что находится в больнице.
Я помолчала, обдумывая слова врача. Состояние Татьяны было просто идеальным для Толи. Она не помнила ничего, что могло бы ему повредить. Ну разве что свое настоящее имя. Но это врачи списывают на повредившуюся психику.
– Ну как, я удовлетворил ваше любопытство? – поинтересовался у меня Федор Иванович. – Если да, то давайте приступим к оформлению бумаг вашего брата. Понимаете, свободного времени у меня не так уж много. Надеюсь, документы брата у вас с собой?
Из щекотливой ситуации меня выручила Катька, подоспевшая в это время к нам. Ее новая подруга тяжело топала за ней. Честно говоря, мне Татьяна напоминала добродушного игрушечного слона. Очень безмятежного, большого и мягкого.
– Мы познакомились! Таня мне все тут показала, – сказала Катька. – Я вижу, что больным у вас хорошо живется. Мне у вас нравится.
– Отлично! – обрадовался Федор Иванович. – Тогда вернемся ко мне в кабинет. И подпишем документы.
– Документы? – заинтересовалась Катька. – Какие документы?
Я ущипнула ее за задницу.
– Ах да! – вспомнила Катька. – Конечно, пойдемте.
И мы пошли обратно в кабинет Федора Ивановича. Всю дорогу я ломала голову над тем, как бы потактичней намекнуть врачу об истинной цели нашего визита к нему в клинику. Но все прошло отлично. Мне даже не пришлось ничего говорить. Катька взяла инициативу на себя.
– Знаете, раз уж мы тут все близкие приятели Валентина, то почему бы прямо сейчас ему не позвонить? – воскликнула она с наивно-прелестным выражением лица, словно эта восхитительная мысль совершенно случайно пришла ей в голову.
Федор Иванович немного растерялся, но решил, что клиентам, а тем более клиентам, которые еще не заплатили, перечить не стоит. И снял телефонную трубку. Как и следовало ожидать, в городской квартире Валентина никто к телефону не подошел. Его сотовый тоже молчал. К счастью, телефон злополучной дачи в Рощине у Федора Ивановича тоже имелся. Он позвонил и туда, попросив к телефону Валю. Уже через несколько минут разговора лицо у него вытянулось. А дальнейшая беседа с его стороны носила чисто эмоциональный характер, выражающийся в восклицаниях вроде: «Ах! О! Какой кошмар!»
– Что случилось? – с тщательно отрепетированным интересом спросила я, когда врач закончил разговаривать и повесил трубку.
Федор Иванович, не отвечая, посидел некоторое время, тупо глядя в одну точку на отполированной поверхности стола. Мы с Катькой тоже на всякий случай посмотрели на нее, но ничего примечательного там не обнаружили.
