Белоголовый Марк с прытью двадцатилетнего атлета поднялся с кровати и быстро приблизился к нему. Арсений был выше его на целую голову.
– Я считаю, что у тебя могло бы быть большое будущее, – сказал Коннорс. – У тебя великолепное тело и породистое лицо. Но актер должен быть свободным от комплексов. Потому что….
Он нахмурился, мучительно придумывая объяснение своему спонтанному аргументу, но, так ничего и не придумав, махнул рукой – и с коротким вздохом вдруг обхватил своими начинающими увядать ручонками шею Арсения. Тот не успел сообразить, что происходит, когда пахнущие мятным освежителем для ротовой полости губы с отвратительным причмокиванием присосались к его губам. Прыткий оказался старикан, в этом ему не откажешь. А руки его тем временем шарили по ягодицам Арсения, пытаясь забраться в трусы.
Арсений растерялся, но на его стороне было главное преимущество – сила. Сжатыми кулаками уперся он в хилую грудь американца и одним движением оттолкнул его от себя – Коннорс, мелко перебирая ногами, чтобы не упасть, отлетел к противоположной стене. Арсений быстро собрал с пола свою одежду.
– А вот это ты зря, – сказал Марк, впрочем, подойти ближе он опасался. – Какой же ты актер, если находишься целиком во власти предрассудков?
– По-вашему выходит, что все хорошие актеры непременно должны быть педрилами?
– Какое грубое слово. Я просто считаю, что у хорошего актера должен быть разнообразный жизненный опыт. Я за свободную любовь. Уверен, что через пару веков однополые отношения станут нормой.
– Это значит, что вы родились на пару веков раньше.
– Все остришь? Сарказм здесь не уместен. Лучше скажи, ты что, дурак? Не понимаешь, что я могу для тебя сделать?
Арсений застегнул брюки. Хмель слетел с него, словно он принял ледяной душ. Теперь Марк Коннорс, красный от возбуждения, испытавший унижение отверженного, казался ему жалким.
– Ты не хочешь сниматься в моем кино?
– До свидания. – Арсений направился к двери. Он забудет обо всем этом, как о ночном кошмаре.
– Стой. Да стой, послушай меня минуту. Я тебя не задерживаю. Ты просто обо всем подумай хорошо. Ну ладно, скажу как есть. Я соврал насчет кино.
Арсений обернулся от двери.
– Вот как?
– А ты как думал? В Голливуде таких, как ты, сотни. Все с прекрасным английским и не особо морально устойчивы… Но ты мне нравишься… Ну, нравишься, честное слово! Поэтому я мог бы заплатить за секс. Очень большие деньги заплатить. Очень. Поэтому если передумаешь, просто позвони в триста двадцатый номер. Если меня не будет, оставишь сообщение, и я тотчас с тобой свяжусь. – Fuck off! – усмехнулся Арсений, выходя.
– В армии я пристрастился пить одеколон. Знаете, что мы придумали, чтобы было не так противно? Вообще это старый трюк. Выходишь на мороз, на снег ставишь стакан, в стакан – железный лом. Льешь одеколон так, чтобы он медленно стекал по лому. Спирт не замерзает, как известно. А все остальные составляющие остаются на ломе… Потом в подсобке надолго остается запах какой-нибудь лаванды. Это благоухает лом. Карина рассмеялась:
– Но надеюсь, сейчас вы оставили этот фокус?
– Если и повторю, то только для вас, – улыбнулся Арсений.
Кажется, им удалось найти общий язык. Если Карина и нервничала, то только в самом начале. Она не могла себе представить, о чем с этим Арсением говорить.
Им достался столик на четверых – они делили его с режиссером сериала и его тучной супругой. Карина все волновалась, что платный мальчик ляпнет что-нибудь не то. Но тот держался вполне светски. Отрекомендовался владельцем небольшого туристического агентства. Режиссер (впрочем, как и все остальные) с любопытством разглядывал новую пассию Карины. Она прекрасно понимала, что все шокированы – благообразная прима напялила мини-платье, появилась под ручку с мальчишкой, похожим на стриптизера из шоу «Чип и Дейл». Который по возрасту к тому же годится ей в сыновья.
– А вы вообще любите кино? – спросил режиссер.
Карина, затаив дыхание, ожидала ответа. Сейчас он скажет что-нибудь вроде: «Ну да, особенно комедии. „Мистер Бин“, например, ржачный фильм!» Тогда в остром приступе стыда она нырнет прямо под накрахмаленную скатерть.
– В последнее время меня впечатляют скандинавы, – осторожно сказал Арсений. – Вы уже видели «Догвилль»?
– Да, был на премьере.
– Хотя многие картины в рамках той же «Догмы-95» кажутся мне нарочитыми. Не подумайте, я не хочу показаться лжеэстетом. Это просто мое мнение.
– А что в этом проекте вас впечатлило больше всего?
– Наверное, «Последняя песнь Мифуне» Серена Якобсена. Очень лиричный фильм.
Поговорили о последнем арт-манеже. Арсений неплохо ориентировался в современном искусстве. Потом режиссер заговорил о выставке Хельмута Ньютона, и выяснилось, что Арсений знает его лично.
– Некоторое время назад я работал в модельном бизнесе. Одна моя знакомая ему позировала. Это был ее триумф.
А потом режиссер с извинениями покинул столик – он тоже был хозяином вечера, и ему хотелось побеседовать со всеми гостями. Точно немая тень, понуро поплелась за ним его супруга. Карина и Арсений остались одни.
– Заметили, как он пытался меня уесть? – сказал вдруг Арсений, подливая ей белого вина.
– Что вы! – запротестовала она, хотя была с ним согласна. – Скорее, он пытался уесть меня.
– Большинство людей такие странные. Обычные вещи кажутся им из ряда вон выходящими. Как будто в средние века живем.
– Ну, если вы имеете в виду нас с вами… Это и правда немного необычно. Я ведь вас старше, и потом, все привыкли видеть меня с мужем… И вообще.
– Ненамного вы и старше.
– Всего лишь лет на двадцать пять. Пустяки, – улыбнулась она.
– Ребенком я был в вас влюблен. Поэтому могу догадаться, сколько вам лет на самом деле. Уже тогда вы были красавицей. Но если бы я просто увидел вас на улице, если бы вы не были знаменитой, то больше тридцати я бы вам ни за что не дал.
– Ну, скажете тоже. – Карине все равно, конечно, было приятно. Даже щедро оплаченный комплимент, как выяснилось, может взбодрить. Хотя кто сказал, что этот милый, любезный мальчик врет? Разве она его об этом просила? В его обязанности входит лишь быть ее спутником. И потом, она ведь сразу сказала в агентстве, что это первый и последний заказ. Ему не на что рассчитывать, ему совсем не обязательно стараться ей понравиться. Сегодня вечером они разойдутся, чтобы больше никогда не встретиться. Стало быть, он правду говорит.
– А я знаю, о чем вы думаете.
– О чем же?
– Вы смущены, Карина. Потому что не можете решить, насколько я естествен. Вы сомневаетесь, что я правду говорю.
Карина смутилась – неужели все ее мысли у нее на лице написаны? А еще называется актриса! Или это просто настолько предсказуемые мысли?
