Впервые в жизни она увидела в глазах человека желание убить, она прочитала это желание в глазах отца и, в ужасе повернувшись, со всех ног бросилась прочь. Она выскочила в холл, пробежала по коридору и вбежала на кухню. Здесь она остановилась и, опершись руками в стол, обвела взглядом пустую комнату. Все кинулись искать Милли, потому что все знали, что в такой ранний час она отправится к дороге, как она сделала в последний раз, когда ее потянуло побродить в такое же время. Тогда ее подобрал возница от Паркеров, из Ньюкасла, увидев ее на пути к Лэмсли. И в тот раз она впервые услышала прозвище Милли. Торманский Мотылек. Возница, добродушный человек, сказал:
— Мне кто-то говорил, что ее так называют. Знаете, мисс, прямо смешно сказать, но я узнал ее, как только увидел. Она такая худенькая маленькая девчоночка!
Маленькой худенькой девчонке было тогда шестнадцать лет.
Куда подевался Стенли? Вряд ли он пошел искать Милли, он сперва пришел бы к ней со своим вечным причитанием: «Ну, вот снова!» Нет, Стенли скорее всего сидит в своей комнате, любуется своим лицом в зеркале и с любовью стрижет и подравнивает свои усы. Он так гордится своей фигурой и своими усами.
Куда ей кинуться, в какую сторону? Агнес остановилась во дворе, потом двинулась к воротам, которые вели в загон при конюшне. Еще не приблизившись к ним, она услышала звонкий переливчатый смех и остановилась как вкопанная. Она быстро обернулась и посмотрела в сторону кладовой, где хранилась конская сбруя. Через минуту она рванула на себя дверь и увидела там Милли, она сидела на деревянном чурбане, радостная, держась за бока, как будто умирала со смеха. Напротив нее у плиты сидел Брэдли, помешивая в котелке густую черную мазь, и без следа удивления посмотрел на ворвавшуюся в кладовую Агнес; той пришлось ухватиться за ручку двери, так как ее буквально качало от облегчения и раздражения одновременно. Она не успела дать волю ни тому ни другому, потому что Милли проговорила:
— А вот и ты, Агги. Брэдли рассказывал мне, как строят корабли и что делают, чтобы железная посудина не утонула, когда ее спустят на воду. Ты же знаешь, Агги, железо тяжелее воды. И Брэдли такой смешной, все время заставляет смеяться. Правда, Брэдли? А сейчас он готовит лак для упряжи.
Продолжая помешивать смесь желтого воска, свинцового глета, краски цвета «черная слоновая кость» и скипидара, Брэдли посмотрел на свои руки и сказал:
— Никто не знает, когда он смешон, мисс. Попробуйте быть смешным, и у вас ничего не выйдет.
Ну что за человек! Агнес буквально скрипнула зубами. Сколько от него беспокойства. Только недавно проявил к ней столько доброты, и она изменила свое мнение о нем, и вот нате вам. Знает, что все сходят с ума, обыскивая все вокруг, потому что не могут найти Милли, и пальцем не пошевелит, чтобы успокоить, рассиживает здесь и рассказывает ей всякие истории.
Она бы и дальше продолжала молчаливо обличать его, если бы Роберт не встал и, проходя мимо нее, не сказал:
— Я привел ее в дом, но там никого не было, и я услышал, — он на миг замолчал, — голос хозяина, он был чем-то недоволен, и я подумал, что лучше привести ее сюда, — он посмотрел ей в лицо. — Ведь я правильно поступил, вы согласны, мисс?
И снова она подумала: ну что за человек! У него удивительная привычка находить себе оправдание, как это у него получилось с двоюродной сестрой. Что ж, возможно, он там и в самом деле не был виноват, как несомненно оказался прав в этом случае, потому что, если бы отец утром наткнулся на Милли, даже страшно подумать, что бы могло произойти. Может быть, он бы и не остановился, а взял бы и ударил ее пресс-папье или сделал бы что-нибудь в этом роде.
Протягивая руку Милли, она произнесла:
— Пошли, — потом взглянула на Роберта и добавила: — Сходите и скажите остальным, что Милли нашлась и с ней все в порядке.
— Конечно, со мной все в порядке. Со мной всегда все в порядке, когда я с Брэдли.
Агнес медленно повернула голову и посмотрела на Роберта. У нее было такое чувство, словно она только что высказала вслух все, что промелькнуло у нее в голове. Она смутилась, щеки ее порозовели.
— Извините.
— Ну, что вы. Извиняться не за что. Пойду скажу им.
Около десяти часов утра Реджинальд Торман сел в двуколку и уехал в Ньюкасл. Вернулся он в четыре. По мнению Грега Хаббарда, он был в дымину пьян, но на ногах держался, и Грег сказал Роберту, когда тот вернулся с полей, где помогал Артуру Блуму:
— Если он расправится хотя бы с четвертой частью ящика спиртного, что привез с собой, в доме этой ночью никому не спать. Он и прежде надирался, но я никогда не видел его таким, тем более с утра. Тут что-то не так.
Да, тут было даже очень не так со всем домом, подумал Роберт, и принял решение уходить, так как у него появилось чувство, что он постепенно втягивается в историю, от которой ничего хорошего ему не ждать. Нет, нет, ничего хорошего для него здесь не выйдет, наоборот, он тут просто пропадет, и он не будет ждать, пока это случится.
Будучи человеком рассудительным, он сказал себе, что зря он ушел из Джерроу и от Палмерсов, потому что, хотя жизнь там не была такой уж сладкой, все же это была тихая гавань по сравнению с бурными водами житейского моря, по которому ему приходится плыть, с тех пор как он перебрался сюда. Нет, он не будет ждать и унесет отсюда ноги как можно скорее и постарается держаться подальше от этих мест.
Сегодня у него был свободный вечер, и он собрался сходить в «Булл» и обсудить ситуацию с Билли и Мери. Они были, по его понятию, единственными разумными и уравновешенными людьми во всей округе, во всяком случае, единственными, которых он знал.
Он уже переоделся, чтобы идти, но по традиции, которую установил Дейв Уотерз, перед уходом из дома следовало зайти на кухню и сообщить, что уходишь и о том, в какое время предполагаешь вернуться.
Все сидели вокруг стола и ужинали: Дейв, Пегги и Руфи Уотерз, Магги и Бетти Троллоп и еще Грег Хаббард.
Пегги проговорила:
— Поел бы.
Она почти всегда произносила эту фразу по вечерам, когда он был свободен.
— Нет, спасибо, миссис Уотерз, — как всегда ответил он.
Улыбаясь во весь рот, Магги сказала:
— Какой ты ладный мужик. Была бы не замужем и если бы не семеро по лавкам, да не любил бы муж и не ревновал как черт, я бы тебя охомутала.
Дейв с каменным лицом повернулся, чтобы приструнить ей язык, но все за столом расхохотались, и его слова потонули в веселых выкриках. Когда смех стих, все услышали, как он произнес:
— Не тот хорош, кто лицом пригож, а тот, кто на дело гож.
Улыбнувшись и посмотрев на старого зануду, как он про себя окрестил Уотерза, Роберт сказал:
— Знаете, меня первый раз в жизни одарили таким комплиментом.
Они перестали смеяться, даже Магги, подумавшая, что именно это делает его таким непохожим на олухов, которые приходили и уходили за этот год, — он то и дело говорил что-нибудь необычное, употреблял какие-то непривычные слова. Только накануне вечером на кухне говорили, что многие из прислуги умеют читать и писать не хуже его, но никто этого не показывает, как он. А он просто подражает голосом тем, кто выше его. Но насчет его голоса она не могла согласиться, у него такой глубокий и громкий голос, какой редко встретишь среди наших.
