– Как жилось, братцы? – выходя утром умыться, спросил Путятин матросов, остававшихся все это время с Посьетом в Гекусенди и рассевшихся по саду вперемежку со своими прибывшими товарищами. При виде адмирала все быстро поднялись с травы.
– Всем довольны, Евфимий Васильевич, – отвечал Иванов.
– Американцы приехали, – добавил Синичкин.
– Да, потеха, стриженую девку привезли...
– Какая же она девка? Это, наверно, жена купца.
Матросы дружно рассмеялись. Путятина в душе покоробило. Ведь пост, они бы должны рассказать, как молились, постятся ли.
– Знакомые у вас есть среди американцев? – продолжал разговор Путятин.
– Нет, эти незнакомые.
Адмирал пошел в баню. Вокруг Васьки Букреева столпились товарищи.
Васька потешал хэдскими новостями, но у самого еще замирала душа от последних событий в лачуге у японки. Ночью, когда он спал у нее, пришла полиция за ее отцом, чтобы его казнить. Они, видно, давно собирались прикончить Пьющего Воду. Увидели Васькин мундир и кивер с гербом. И ушли с поклонами. Но и он перепугался и признавался под хохот товарищей, что до сих пор дрожь берет.
– А откуда ты знаешь, что они хотели ее отца казнить?
– Шпион рассказал наутро. И объяснил, что до нашего отъезда его не тронут.
– Сердечный у тебя приятель!
– А как же! Шпион, так разве не человек? Шпионы даже очень хорошие бывают... – под общий смех заключил Васька.
– Яся – о-го-го-го! – хлопнул его по плечу Синичкин, называя прозвищем, данным японцами. – Так ты, наверное, уж и не уедешь?
Матросы еще громче расхохотались.
– А как Берзинь?
– Доит корову. Чтобы не перестала доиться, адмирал отставил Янку от работы. Хотя являться на шхуну обязан.
...Вместо нарочного из Хода с ответом па письмо Посьета о приходе «Кароляйн Фут» и с просьбой о присылке хора трубачей в Симода, в ночь вторых суток на только что отремонтированном новеньком баркасе явился сам Путятин. С ним Шиллинг, Гошкевич, Можайский и Сибирцев. Все довольнешеньки, что близок наконец час отплытия в Россию.
Погода хороша, не то что в декабре, когда море чернело и кипело под тучами, когда погибла «Диана» и по лееру все высаживались на черные пески под горой Фудзи. А сегодня все отдохнули, матросы – кровь с молоком – в Хэда посвежели и загорели. Пришли с попутным, грести не приходилось совсем.
Храм у бухты, за ивой и скалами, на изволок горы с тропическим лесом – как дом родной. Посьет, пять матросов и повар чуть с ума не сошли от радости. Симода – городок на славу, тут можно украдкой пожить в свое удовольствие, тут никто зря не работает, все торгуют, молятся и гуляют, зазывают к себе в дома, каждый промышляет чем умеет. А Хэда – деревня. Дела там не переделаешь! Не впервой сюда! Чего тут только не бывало!
– Выйди на улицу и сейчас встретишь знакомых! – говорил Шкаев.
– Тут у Петрухи Сизова полюбовница живет в заведении. Он велел зайти, – сказал Васька Букреев.
– Никуда не пойдешь, – сказал унтер-офицер. – Строго запрещены отлучки.
– Ту – дипломато? Милитар-р-ро? – спросила Сиомара, приставляя палец к груди Алексея Сибирцева.
Алексей серьезно ответил:
– Си!
Она подняла плечики и расхохоталась:
– Посмотрите, посмотрите, госпожа Вард, он говорит по-испански!
– Си!
– Вы самый молодой?
– Он самый молодой, – вмешался в разговор на палубе Посьет.
– Ваш чин? Я не разбираюсь...
– Лейтенант.
Сиомара понимала, что разговаривает бесцеремонно. Что же делать? Она выросла в бедном городе с индейцами и неграми...
– Такой молодой и лейтенант! Он мой ровесник! – Ей на севере давали девятнадцать, а он на вид не старше. – Лейтенант! Не может быть! – приподнявшись на цыпочках, заглянула она в его эполет, как в зеркальце. – Так юн! Еще дитя! И лейтенант. Невероятно! Конечно, он дворянской крови! Что вы скажете, Константин?
– Он прекрасно понимает по-английски.
Сиомара покраснела.
– Да, он молод. А ваши лейтенанты стары, но бывалые и опытные с женщинами.
– Этого я не знаю. Муж говорит, что в военном флоте без протекции дослужиться до лейтенанта в молодые годы невозможно.
Сибирцев коротко поклонился и торжественно прошел, слегка стуча каблуками, по палубе.
– Какие волосы! Локоны! Жаль, что коротки. Какая свежесть лица. Какая мужественная статность! Какая походка! – Сиомара помнит, как ее бабушка, маленькая ростом и черная как сажа испанка, сказала однажды, когда одного из внучков, похожего на деда, подразнили девочкой: «Эти беленькие дети становятся самыми мужественными воинами. У них сохраняется нежность лица, но появляется большая сила!» Если бы сейчас видела бабушка! И какие эполеты!
– А кто этот старый господин-гигант?
– Тоже лейтенант, – ответил Посьет.
– Бедняга. Какая несчастная жизнь! До старости в лейтенантах! Как американцы!
– У него большой рост и большое лицо, поэтому он кажется старше своих лет. Но и он молод.
– Неужели?!
Сейчас и Сиомара почувствовала, как она страдает от интересов бизнеса, от которых процветает Америка, но сохнут души. Анну Марию превратили в живой бизнес.
– А чем тебе не правятся американские лейтенанты?– спросил Посьет по-испански.
– Я этого не знаю.
Госпожа Вард добра и много добра делает людям. Если же ее спросят, что она делает для ближнего, она ответит – все, что может. Помогает мужу скопить богатство. Вард лысоват, с большими усами, ходит вразвалку. Никогда не бывает ласков, мало говорит и никогда не обижает свою жену. Сейчас с Посьетом и лейтенантами он отправляется на вельботе на берег.
В адмиральском салоне, как называлось главное помещение храма Гекусенди, из которого вынесен алтарь, за большим столом начинаются новые переговоры. На этот раз торговые, с целой делегацией янки. Посьет с офицерами съездил на шхуну и привез их всех.
Лица американцев выражают вежливую любезность деловых людей, а сильные руки выложены на скатерть, как бы в знак откровенности и самых лучших намерений. Лица русских очень обычны, довольно спокойны и добры. «Казенные люди, мой свет!» – хотелось бы сказать про своих Алексею Сибирцеву.
Капитан Вард и консул Рид, как главные лица с американской стороны, говорили чередуясь. Вард немногословен, Рид довольно горяч, но сдерживается, стараясь не повредить делу, нужному вдвойне. Все американцы настороже, зная, что еще нельзя сказать ни единого лишнего слова, все должно излагаться точно.
Адмирал сам ведет переговоры. Его предложения выслушивались очень внимательно. Его достойный вид, солидность речи, плавная последовательность доводов, которые он излагал спокойно, его благородное лицо и дружественная благожелательность и любовь к Америке – все изобличало в нем государственного деятеля высшего ранга, свободного от предрассудков. Это было контрастом с привычным обществом мелких людей. Судьба дарила редкий случай: урок светской жизни и выгоды. Знакомство и завязанные отношения могут пригодиться в будущем. Но сейчас не об этом речь. Сейчас необходимо извлечь из всей этой сложной и запутанной ситуации как можно больше. Для этого решительно и умело обмануть адмирала; тем более что торг шел на японской земле. Под первым, видимым слоем, обещанных послом барышей, скрывался другой, пока еще тщательно прикрываемый японцами, но таящий сущие золотоносные жилы.
