Сегодня с утра отец велел ей надеть рабочее платье и целый день никуда не выходить из дому, только работать. А она не могла вынести пения. Она оделась празднично, во все новое и яркое, и пошла на пристань.
– Никогда! Никогда! – стиснув зубы, повторяла она по-русски.
– Если уж поехали на корабле, то обратно не сбежишь! – утешая ее, отец привел старинную пословицу.
Деревня Хэда остолбенела? Потом заговорят, и разольется злорадство, начнутся упреки, а также сплетни, доносы... Не ужасно ли? Но Ябадоо тихо посмеивается. Тихо и счастливо. Он почти успокоился. Уже поздно вредить и что-то запрещать ему. Самая большая драгоценность на свете – живой человек! Ябадоо надеется, что в его семье будет крепкий мальчик!
Япония в спорах и разногласиях создала первенца западного судостроения! Ябадоо, в полном согласии с политикой, в своем доме создает новый, западный тип японского человека во славу родины! А это важней деревянного чуда западного судостроительства, и даже железного. Это чудо живое! Ябадоо неизмеримо счастлив, а до сплетен и недоумений пока еще нет дела. Пожалуй, ничего уже не будет, а Ябадоо, как всегда, все докажет, все по-своему. У него есть враги, но опаснейший из них – Ота. А тут и он не враг, а союзник!
...Шхуна «Хэда» быстро уходила в самую глубь океана.
Сибирцев стоял на опустевшей пристани и думал: «Сегодня они, завтра я... Нас осталось совсем мало... Ушли товарищи: Можайский, Колокольцов. На них скоро пахнёт холодом». Мерещилась родина в далеком холоде океана...
– От вашей работы, Александр Федорович, все помещение провоняло. Сколько можно мучить нас? Сидите во дворе и препарируйте сколько угодно, хоть кашалота!
– Да... Простите меня, пожалуйста, Алексей Николаевич! Я и не подумал... Да, вы знаете... Вот посмотрите... Хотите?
– Да... Что это?
– Крыло – плавник летающей рыбы. Но главное не в нем.
– В чем же?
– В силе толчка, с которым она выбрасывается из воды.
– Извините, это, по-вашему, крыло будущего самолета?
– Какое прозрачное! – Елкин взял плавник в руки.
– Чем мы придадим силу взлета, равную соотносительно силе, с которой рыба выбрасывается из воды? Как разрешится это? Где найдется сила для первого толчка, для подъема? Паровая машина?
– Тяжела...
– Нужно что-то другое.
Большой у Саши Можайского рост, большое лицо и добрейшие глаза, по-детски ждущие одобрения.
– Да, вам в саду неудобно, а тут целая лаборатория.
– Вы хоть бы посолили свой эксперимент, чтобы не смердело.
Он ответил, что соленые плавники не годны, от соли изменится соотношение, как и по морской воде нельзя пресную изучать, так и по соленой рыбе...
Так бывало. Прощаясь, Можайский сказал сегодня:
– Адмирал велит мне идти в Россию. Он говорит, чтобы я поспешил с опытами, и обещает содействие в Петербурге. Хотя ведь придем, а у нас нигде ничего нет, всего не хватает, назначат меня на Амуре командовать тендером или брандвахтой, да лет на пять. Тут все из головы вылетит... Впрочем, рано загадывать. А есть летающие рыбы у наших побережий?
– Я знаю океан и ходил всюду и ни разу не видел, – ответил Елкин. – Да и что им делать в таком холоде? Это ведь Невельскому кажется, что там Калифорния...
...Кто-то тронул Алексея за руку. Сам Ябадоо. Алексей стоял около его дома, и старик звал его к себе.
В комнате, где жил Александр, поджав ноги сидели на татами Оюки с сестрой.
Ябадоо просил объяснить надпись на веере. Подарок Александра?
На желтой шелковистой бумаге, прикрепленной к тонким бамбуковым пластинкам, искусной вязью выведено красным и зеленым:
«Люблю».
– Ясно, ясно... О-о! – Ябадоо закивал головой.
Сайо не выходила к гостям. Отец сказал, что она очень устала и уснула.
«Как они входили гордо, спускаясь ранней весной с гор! – думала Оюки, возвращаясь с Алексеем в тишине ночи. – И такими же ушли! Я постигаю всю их высоту. Скоро и мое прощанье. Сможет ли благородный Алеша-сан отбросить предрассудки, как он этому сам меня учил? Скажет ли: «Я тебя люблю и не забуду. Я обязательно приду за тобой, когда закончится война. Мы открыли Японию, чтобы жить с вами в одном мире»
[69].
Глава 25
КАМЕНЬ, КОТОРЫЙ КРУТИТСЯ
В Эдо что-то случилось, не потому, что умер Эгава и готовятся торжественные похороны. Эгава был другом и единомышленником Кавадзи. Когда покровительствует знатный князь, о нем принято с благоговением в обществе упоминать.
Про единомышленников не говорят, их не поминают, ими не гордятся. Хотя иногда и не скрывают знакомства с ними. Основа государства в том, чтобы думать о высших, а не о равных. Все лучшие дороги в государстве ведутся от низших к высшим, а не между низшими. Кавадзи приходится срочно возвращаться в Симода. Он не будет присутствовать на сожжении и погребении праха.
Замечено в Урага и в обратной дороге, что слежка за Кавадзи прекращена. Никто не подсвистывает из тьмы леса, никто у него под носом не шлет гонцов, предупреждающих тайную полицию. В храмах и гостиницах, где останавливаешься, дневники еще могут просматриваться, но и этого не заметно.
Можно лишь предполагать, что случилось, почему в Эдо перемены! Погодите, еще не то будет. Но чтобы действовать решительно, Кавадзи должен все узнать. Пока еще нет известий. Но будут! Тогда посмотрим!
Возвращаются интересы и величественное спокойствие. О судьбе Эгава приходится сожалеть! Много лет Эгава губил свой талант ради дружбы с покровителем Мито Нариаки.
Жаль, что ушел Путятин. Закончилась целая эпоха в жизни Саэмона. Но американская красавица еще не ушла.
...Ну вот, ушел Путятин, и скоро уйдут американцы. Мы будем счастливы по-прежнему. С чем же остаемся? Что будет? О-о! Мы остаемся с нашей тайной полицией, со слежкой друг за другом, с нашими подозрениями, с чиновничьим угодничеством и холуйством, с предрассудками, церемониями и наказаниями. Мы привычно обнажаем мечи друг против друга.
Прибыв в Симода, Кавадзи остановился в храме Фукусенди. Чиновники доложили, что губернатор Накамура-сама вышел из Хэда. Скоро будет. Американцы еще не ушли.
Американская красавица здесь! Всех удивляет. Очень много о ней говорят в городе. Доложили про их семьи.
Кавадзи втайне с жаром в душе ждал этих освежающих сведений. Она здесь! Но и она скоро уйдет! Ведь то, что требуем мы, не может не быть исполнено. Перед отъездом из Симода в «путешествие внутри путешествия» Кавадзи еще раз повстречался с красавицей. Тогда здесь еще был Посьет. Остались сильные впечатления. В дороге писал посвященные ей стихи. В Эдо был очень недолго.
