Вместе спускались в холодильники со льдом, где все запасы, и опять возвращались, опять пили понемногу. Тут же клерки.
Лесовский написал расписки, американцы исподтишка следили за его пером – уверенно ли он пишет и не ошибается ли в английском?
Адамс ушел на вельботе в город, к Исава Мимасака, чтобы спросить, когда же будет конец всей бестолочи. И предупредил, что придется еще не так говорить!
Исава всей душой хотел бы послужить Америке, но пока еще ничего не мог ясно сказать.
Из городского управления, которое временно находилось в храме среди голых прутьев леса, Адамс спустился в сопровождении чиновников к морю и на вельботе отправился вдоль скал и отмели в Гёкусэнди, к Путятину.
«Хорошие места!» – подумал Адамс, проходя близ берега. Вода чуть заметно дышала, закрывая плоские каменные плиты среди бухты, и снова открывала их, и казалось издали, что черные плоские существа ныряют и всплывают.
Адамс не соглашался с Перри! Старый Медведь сам себя запугал. Путятин ему как бельмо! Что он теперь скажет? В газетах написано, что в городах Америки формируются легионы добровольцев в помощь России для отправки в Крым, против англичан.
Путятин, Лесовский и Гошкевич говорят по-английски. Все офицеры «Дианы» говорят по-французски; понимают и могут читать. На «Поухатане», кроме двух матросов, знающих по-славянски, нет ни единого, кто мог бы помочь в русском. Когда экспедиция Перри уходила, голландец Зибольд предлагал свои услуги. Подозревали Зибольда, что он русский шпион, о русских много говорилось, но никто не подумал, что с русскими придется встречаться.
Адамс заехал к Путятину. Держался запросто, как и предупреждали офицеры, производил впечатление уставшего и озабоченного.
Огромный Витул опять подал самовар и чашки. Налил чай.
– Моя беда значительно хуже вашей, – говорил Адамс, сидя напротив Путятина. – Я привез копию ратифицированного трактата.
Адамс помешал ложечкой в чашке. Широкий в кости, с большим обрюзглым лицом в клочковатой светлой бородке, он проворен и быстр в движениях, как молодой человек. Наскоро отпил два больших глотка горячего чая и отставил пустую чашку.
Вчера, когда речь зашла про чай у русских, Мак-Клуни патетически заявил Шиллингу: «I never drink tea»
[35]. И тут же пошел и записал в настольный блокнот слово: «Samovar». Капитан «Поухатана» пил только кофе. Алкоголь – в небольшом количестве.
– Но я должен поставить вас в известность о некоторых особенностях японских действий, значения которых я не рискую преувеличивать, – продолжал Адамс.
– Слушаю вас, сэр.
– Я говорю с вами как с послом дружественной державы и как со знатоком этой страны. И ее другом. Я хочу поделиться с вами. Я советую вам и, как принято между друзьями, жду вашего совета... Положение сложное и дело запутанное настолько, что последствия могут быть самыми неожиданными и потрясающими. Японцы могут жестоко поплатиться...
Адамс помянул, что он помнит неотложные нужды моряков погибшей «Дианы», что погрузка продовольствия уже идет. А капитан Лесовский уже получает сапоги и рабочие рубашки.
– Хотел бы предварить вас, адмирал. Я привез договор, ратифицированный президентом. Японцы стали тянуть с обменом договорами. Я сразу же спросил, чья подпись будет стоять на их экземпляре. Они заявили мне, что на их договоре не будет подписи светского императора и что они настаивают, чтобы я принял такой договор. Я ответил, что такого договора не приму ни в коем случае и что Америка требует выполнения взятых обязательств так же добросовестно, как это делаем мы сами. Что же это за договор? Как им верить после этого?
«Да, это филькина грамота!» – подумал Путятин. Другой бы позлорадствовал на месте Евфимия Васильевича, но его и самого ждало что-то подобное.
Откровенность Адамса похожа была на предложение действовать сообща. Может быть, на просьбу о некотором посредничестве. Вряд ли захочется ему дело доводить до пальбы, как гонконгскому губернатору.
Смолоду сэр Джон Боуринг переводил с русского на английский Батюшкова, Державина, Жуковского и просил государя Александра I о либерализации строя. Переводил Мицкевича, но до Пушкина не дошел. А что же сам? Доказывает, что китайцы негодяи, их не исправишь иначе, как силой.
Теперь ясно, чем японцы досаждают Адамсу.
Было время, еще до прихода в Нагасаки, исполняя повеление государя и совет голландца Зибольда, которого приглашал в Петербург Нессельроде, и действуя в духе инструкции, обратился Путятин к Перри с предложением сотрудничества, хотя в успех этой затеи не верил. Перри тогда уклонился и предложение действовать вместе отверг. Времена переменились, а из-за чего? Из-за кораблекрушения Путятин, кажется, на самом деле невольно стал более сведущ в японских делах, да и для Кавадзи с Тсутсуем, и для их правительства он, включенный в список Эдо, стал ближе и понятнее.
Путятин с гордостью сказал, что величайшая река в мире, протяженностью в две тысячи миль, протекающая по плодородным, изобильным долинам, ныне занята Россией.
– Амур теперь наш. Наш флот с пароходами, которые построены на наших сибирских заводах, летом сплыл из верховьев и доставил грузы и людей на побережье океана. Исполнилась вековая мечта наша...
– Так Амур занят вами? – спросил Адамс, поднимая чистый взор, в котором еще чувствовалась озабоченность.
– Да, Амур великая река, две тысячи миль, плодородные, цветущие долины...
То, о чем Путятин слышал на мысу Лазарева, в Императорской гавани, при многих встречах с Муравьевым, с его чиновниками и морскими офицерами и что сам он видел летом, входя в Амур и побывав в Николаевске, представлялось ему теперь более величественным достижением. Сам он, адмирал Путятин, искренне и глубоко осознавал значение совершенного, особенно перед лицом американцев.
– Вы были на Амуре, адмирал?
– Да, мы построили новый город в самом устье реки, вблизи океана.
Путятин уже велел офицерам не стесняться и рассказывать американцам про занятие Россией грандиозной реки Амур, текущей к океану, к тому же океану, на берегах которого Америка. Пусть американцы поймут, что мы строим к ним мост через океан.
Адамс так и понял. Россия тянулась к Новому Свету, как и американцы тянулись к выходившей на океан России.
Англичане пишут в газетах и журналах, что «Нью-Йорк трибюн» куплена русскими и поэтому печатает предательские статейки в пользу царя Николая. Каков, мол, альянс – царь, тиран и душитель Николай, и брат Джонатан. Англичане пишут, что царь сказал американцам в Петербурге: ваш президент стоит во главе просвещенного народа, а мои люди непросвещенные, и поэтому я должен руководить ими для их пользы. Но, мол, дело наше едино, и мы одинаково верим в бога. Вся пресса Лондона гневно громит американцев. При этом пишут, что у англичан остается надежда на вечно преданные Великобритании коммерческие круги, заинтересованные в торговле между обоими берегами Атлантики. Сословие коммерсантов многочисленно, и влияние его огромно. Английские газеты печатают разные издевки над русскими. Например, что название русского военного корабля «Аврора» английские офицеры читают по-латински. Якобы все смеются при этом. Но вот русский корабль «Аврора» па Камчатке наносит поражение английскому флоту. Смеется тот, кто смеется последним. Англичане утверждают, что русские купили себе людей во всех газетах по всей Америке...
