Платье нравилось мне больше остальной одежды, которую однокурсницы разобрали за три неполных дня. Они приходили парами, перебирали платья, прикладывали к себе блузки и юбки, мерили туфли, смотрели на лейблы и ценники, а потом на меня. В их головах не укладывалось, как я могла просто так отдать, подарить платье, ценой в семестр обучения на экономическом факультете. Я отвечала, что эти вещи покупал мой бывший парень, и я просто хотела быстрее от них избавиться.
Я не показывала им платье цвета чайной розы, решила оставить его для Кати и подарить при встрече.
– У меня нет ни одного платья, – сказала Катя, осторожно перебирая мягкие складки на юбке. Платье казалось Кате настолько прекрасным и нереальным, что она боялась прикасаться к нему.
– Оно твое, – ответила я. – Я его специально для тебя оставила. Хочу, чтобы оно помогло тебе стать счастливой.
– Спасибо. Только куда его надену? Я нигде не бываю…
– Бери, пока дают! – кричала Оксана из-за ноутбука. – А то я возьму.
Катя переоделась в новое платье. Сидело идеально. В нем она выглядела хрупкой куклой ручной работы. Катя с трудом узнавала себя в зеркале. У нее никогда не было красивой одежды. Я отвела ее на балкон и фотографировала полчаса.
– Будешь делать что-нибудь? – спросила Катя.
– Что, например?
– Пытаться вернуть его.
– Не знаю. А ты пыталась бы вернуть его?
– Да, – ответила Катя. – Потому что я не люблю себя. Иногда мне кажется, я готова унижаться и отказываться от самой себя ради какой-то одной-единственной встречи. На десять минут раз в два месяца. Ты думаешь, я всегда мечтала об этом? Ни одна девочка не мечтает спать с чужим парнем в слепой надежде, что он когда-нибудь влюбится, оставит свою девушку и будет с тобой. О таком не мечтают. И ведь я знаю, как все это исправить. Забрать документы и просто перевестись в другой вуз, чтобы не встречать его, не сталкиваться с ним, не видеть, как он тебя избегает, как улыбается другим.
– Почему ты не сделаешь так?
Катя пожала плечами и попросила сигарету.
Я сфотографировала ее.
В платье, с распущенными волосами, с сигаретой в руке.
Карта памяти была переполнена.
Игорь не звонил и не писал сообщений. Мне казалось, из меня резко вынули душу. Вынули вместе с сердцем и натерли на мелкой терке, а потом поставили жарить на подсолнечном масле в старой чугунной сковородке – «Игорь, где у тебя сковородка?» – и забыли, не вспомнили даже тогда, когда начало подгорать.
Мне два раза снилось это – молодая девушка, моя ровесница, держит в руках дымящуюся старую сковородку.
Любимая девочка двадцатилетнего Игоря, из старого фотоальбома, спрятанного в нижнем ящике шкафа под сборниками соул-музыки.
Я не видела ее лица, но знала – это Мари.
Кто бы она ни была.
Я готовилась к экзаменам, писала рефераты, распечатывала обложки, учила темы для зачета по английскому. Десять тем, по пять книжных страниц каждая. Сидела на разобранном диване среди кучи распечаток, мятых листов, словарей и учебников. К вечеру мне начинало казаться, что я уже люблю все это.
Люблю английский язык, люблю эти тексты по страноведению, люблю черно-белые копии лекций, записанных неудобным чужим почерком, люблю свои глупые ошибки, неправильные глаголы и пассивные залоги. Любить английский было проще и спокойнее, чем думать о Солодове, вспоминать наши прогулки, его квартиру, семью шоколадных зайцев, моих ровесников, в шкафу за стеклом среди пыльного хрусталя.
Я выучила девять тем. Выучила так хорошо, что могла пересказать с любого места, с любого слова и предложения. На последнюю, десятую, тему меня не хватило.
Я смотрела на текст учебника и перелистывала страницы: пять листов вперед, пять листов назад, пять вперед, пять назад, и так до бесконечности. Захлопнула учебник, отложила в сторону и легла на диван, уткнувшись лицом в потертую шершавую обивку.
Глава четырнадцатая
В то утро меня сильно знобило. Горячий душ не помог согреться. Я тепло оделась и вышла на улицу. Даже шапку натянула и шарф повязала поверх куртки – май был холодным и дождливым. Температура не поднималась выше десяти, руки оставались ледяными и почему-то липкими. Прятала их в карманы.
Не знаю, что привело меня к аптеке и заставило открыть дверь, но знала, зачем купила три упаковки тестов на беременность. Я никогда не следила за своим циклом, ни в школе, ни после; не знала, были задержки или нет, но последние два месяца я всегда делала тесты. Сидела ночью в туалете, смотрела на одну красную полоску и умоляла вторую появиться, но она не появилась. Ни в первый, ни во второй раз. Я хотела ребенка от Солодова.
Теперь сидела на коленях, вытирала слезы дрожащими руками. Ледяные, липкие, противно прикасаться к лицу. Хотела ли я, чтобы появилась эта дурацкая вторая полоска, или не хотела? Не могла понять и услышать себя. Полоска появилась почти сразу. Красная и четкая, такую ни с чем не спутаешь и не примешь за игру воображения.
Игорь рассказывал, что никогда не предохранялся. По молодости пробовал, но ему не понравилось. Я приняла это. Поверила, что рядом с Солодовым не может случиться ничего плохого. Возможная беременность девушек Игоря не пугала, он всегда был предельно осторожным, и в этом смысле ему везло.
Когда я набрала номер Солодова, на часах еще не было двенадцати. Механический голос отвечал, что абонент временно не доступен. Я написала ему по электронной почте, но письмо тут же пришло обратно, не доставлено.
Игорь просто заблокировал меня. Просто удалил. Из контактов, из своей жизни.
За какую-то неделю все, чем я жила несколько месяцев, вывернулось наизнанку. Само вывернулось – без помощи Оксаны.
Я зашла на кухню и включила чайник. Свет не зажигала. Глядя в окна пятиэтажного дома напротив, на детскую площадку внизу, я думала, что делать дальше. Мне казалось, что пустота в моей голове вышла за пределы кухни и квартиры, заполнила этаж, потом весь дом, а за ним и весь город…
Оставался последний экзамен. Я стояла у деканата и смотрела расписание экзаменов. Искала фамилию Солодова, смотрела номера кабинетов – хотела знать, где и когда его можно будет поймать. Его экзамены прошли еще две недели назад.
– Не знаю, кто будет вести страноведение в следующем году, не знаю… – Из деканата вышел мужчина с густыми бровями, посмотрел на меня и стал рядом. Надел очки и уставился в расписание. – Вот, Солодов… Кого мне ставить по страноведению?
– А что случилось? – тихо спросила я.
– А вы что, еще не знаете? – удивился доцент. – Весь институт знает, уволился он. Давно уже собирался…
Медленно, еле переставляя ноги, я пошла к аудитории, где через десять минут должен был начаться последний экзамен. Светлый коридор, деревянная отделка, синие стенды с большими фотографиями, люди, идущие навстречу, – все расплывалось перед глазами, а потом снова становилось резким. Таким резким, что начинали болеть глаза. Что-то в моей голове то и дело меняло резкость… Болели глаза и горло.
