– Это более реалистично. Жан-Клод был мужчиной моей жизни. Он умер, это ужасно, мне никто никогда его не заменит. Но все же это не должно лишать человека права иногда радоваться жизни.
Брижитт: Но где он может быть? Я, кажется, готова согласиться, чтобы он прятался здесь. Женевьева тогда выглядела бы предательницей, но он по крайней-мере был бы жив.
– Если б ты была более требовательной…
– С Марком, мне кажется, есть какой-то прогресс.
Женевьева: Уф! Наконец сказала!
– С Марком? С каким Марком?
Брижитт: Марк! А ведь Альбер на этой неделе не получал никаких вестей от своего брата! Они невыносимы, все невыносимы, жечь мосты в такой момент! Марк… это все наверняка из-за меня…
– Марк Пеншо. Это тебе о чем-нибудь говорит? Мы оба немного увлеклись друг другом. Вот из-за этого я и исчезла ненадолго. Мы не хотели говорить вам об этом, пока не убедились, что сможем пройти конец пути вместе.
– Ты и Марк? Конечно! И почему мы с Альбером не подумали об этом раньше?
Брижитт: Какие мы тупицы! Мы и вообразить себе не могли, что кто-то, кроме нас, может быть счастлив. Это правда, что все влюбленные – эгоисты. И все же, Марк! Она могла бы выбрать кого-нибудь другого, а не этого закоренелого холостяка. Честное слово, она торопится!
– Он был, мы оба были взволнованы вашим таким очевидным счастьем, Альбера и твоим, что нам захотелось пойти по вашим следам.
– И что же?
Брижитт: А если он прячется у Анн? Он всегда любил ее больше всех. Поэтому, помимо всего, она уклоняется сейчас от разговоров со мной, чтобы не врать!
– У нас не было всяких там ухаживаний. Ни неожиданной атаки. Во всяком случае, нельзя сказать, что жизнь вдвоем губит любовь.
– Ты знаешь, что у меня все еще нет никаких вестей от Анн?
Женевьева: Как приятно, когда тебя слушают!
– Нет? До сих пор? Очаровательная малышка! И это после всего, что ты для нее делаешь! Это постыдно!
Брижитт: Как всегда, ничегошеньки-то она не понимает!
– Нет, это не постыдно. Ты уж слишком… Но все же тяжело глотать такую пилюлю.
– Я тебя не понимаю…
– Быть между Летисией, которая предпочитает матери сестру и Анн, которая не желает меня видеть…
Брижитт: Черт! Мне никак не удается говорить об этом без слез.
– Та-ак, за твоей спиной в ящике носовые платки.
– Я была готова принять ее у себя, всем пожертвовать, отложить на время свою жизнь с Альбером. Если бы она захотела, я взяла бы ее к себе в дом, лелеяла, защищала…
– Делала бы из нее ребенка?
Брижитт: Я все-таки надеюсь, что Пьер не у нее. Они оба в таком состоянии, что это было бы катастрофой.
– Что? Ах да, возможно. Но я могу тебе сказать, что она отказывается. Упорно отказывается!
Женевьева: Подумать только, а я еще иногда жалею, что у меня нет детей!
– Так ты из-за нее плачешь или из-за своего кретина мужа?
– И сама уже не знаю, Женевьева. Мне достается, поверь.
Женевьева: Я ей верю. Обычно мои маленькие похождения ее увлекали, это добавляло немного остроты в ее жизнь. Но сейчас это выглядит так: «Мне на тебя наплевать!» Даже если я буду кататься по земле от отчаяния, она этого не заметит.
– Ты думаешь, Анн, справится с этим?
– Я начинаю думать, что да. Ее лиможская подруга мне кое-что рассказала, кажется, Анн думает этим летом поехать за детьми.
– Пожалуй, это достаточно смелый шаг для нее. Не думала, что она способна на такое.
Женевъева: Да я и не очень-то думала об этом. Ну, будь там замешан какой-нибудь мужчина, это меня не удивило бы. Настоящий ребенок, эта Нану, слишком хрупкая, чтобы выдержать трудности, зовущая мать при первой царапине, падающая в обморок при каждом удобном случае. Размазня! Я всегда не выносила ее, что правда, то правда… Да и вообще я не питаю большой симпатии к дочерям Брижитт: Летисия была милашкой, а подросла и стала противная, что же до Каро, то эта очень черствая: чудовищная эгоистка! Но если Анн возьмется за дело, все может случиться и Каро превратится в социальную помощницу.
– Знаешь, я тоже не думала. Я ее не узнаю! Она словно заново родилась. А тут еще Пьер…
Женевъева: Опять возвращаемся к этому типу!
– Да хватит о Пьере. Ты все еще влюблена в него?
– Не будь дурой! Я не влюблена в него, но я его жена!
– Нет, ты хоть понимаешь, что говоришь? Это значит быть женой типа, который постоянно ходит налево и которого больше не любят?
– Я никогда не говорила, что не люблю его больше. Возможно, я вытянула не слишком удачную карту, но все же меня связывают с ним двадцать лет. Мы познакомились молодыми, мы вместе создавали себя. Этого нельзя отбросить.
– Ты чувствуешь себя ответственной за него?
– Даже если я получу развод, он не станет мне чужим. Он отец моих детей. Он поддерживал меня, когда умерли мои мама и папа… Но где он, этот дурак?
– Хочешь, скажу тебе, что тут пахнет новым увлечением! Наверняка у него все в порядке. Полно, не будь ревнивой: он влюблен, ты влюблена, я тоже. Разве жизнь не прекрасна?
– Думаешь, он еще способен закадрить женщину?
Женевъева: Вот наивная!
– Ну да, ну да!
– А тебя он кадрил?
– Ну да, ну да!
– И ты ничего не сказала мне, ослица?
– Это тебя обрадовало бы?
– Не очень.
– Вот видишь. Я требую извинения за «ослицу».
– Беру свои слова обратно, беру… Слушай, ты изменила прическу?
– А ты только сейчас заметила?
– Ты очень красивая!
Брижитт: Интересно, когда он ее кадрил?
– Расскажи мне о Марке. Ты говорила о нем Пьере?
– Чего ты допытываешься? Если твой нежный и дорогой, собрал чемодан, я здесь ни при чем!
Брижитт: Что она знает о нем? В последние дни он был так плох! Черт возьми, где же он может быть?
– Мне надо идти, Женевьева, Летисия будет беспокоиться.
Женевьева: О, чудно! Ну что ж, мои признания остаются при мне. Вот уж, право, пропал день.
ПЕРЕЕЗД
– А это ты хочешь сохранить?
– Покажи? Не знаю… Спроси у Кароль. Ведь это ее…
