О Боже! Опять она вспомнила о Броуди, той, первой Броуди, своей сестре. Ну вот, теперь она уже не сможет заснуть. Меган поежилась от стыда, вспоминая, как шестьдесят лет назад превратила жизнь родной сестры в сущий ад. Она влюбилась без памяти и ничего не желала знать и слышать — и если бы ей дали возможность повернуть время вспять, она не стала бы ничего менять. Луис настоял на том, чтобы назвать их дочь Броуди. Пожалуй, он тоже терзался чувством вины.
Вторая, другая Броуди, ее дочь, и не подозревала о том, что у нее есть тетка, которая носит такое же имя и которая, может быть, еще жива, как не подозревала и о существовании двух дядей, Тома и Джима. Вторая Броуди всегда считала, что ее мать, подобно ей самой, была единственным ребенком в семье. Тем не менее в Ирландии у них осталась целая армия родственников.
Даже теперь, спустя столько лет, Меган частенько наказывала себя за прошлые грехи. Вот и сейчас она встала с кровати, подошла к окну и стала смотреть на ровную, искрящуюся серебром поверхность Мерси. Река выглядела безотрадно, заброшенная и необитаемая, и нигде не было видно ни корабля, ни хотя бы случайного огонька. Меган стояла у окна, дрожа от холода, чувствуя, как ступни превращаются в ледышки. Решив, что на сегодня наказана уже достаточно, она вернулась в постель, явственно слыша хруст в коленных и плечевых суставах. Лежа на пуховой перине под теплым одеялом, Меган испытала огромное удовольствие и уже ничуть не сожалела о том, что вставала с кровати. В конце концов, наказание превратилось в наслаждение.
Через десять дней ремонт особняка был почти завершен. Броуди пришла в неописуемый ужас, зайдя однажды в кухню и обнаружив ее раскрашенной в отвратительные и отталкивающие цвета: горчичные стены совершенно не сочетались с кроваво-красной плиткой, хотя, надо признать, коричневый пол смотрелся не так уж плохо.
Диана призналась, что это ее вина.
— Я просто упомянула, что это сочетание цветов представляется мне очень удачным, но и подумать не могла, что мистер Питерсон не посоветуется с вами, прежде чем начинать ремонт кухни.
Броуди отмахнулась, мол, не переделывать же теперь всю работу заново.
— Надеюсь, что в конце концов я привыкну к новой кухне. Хотя изначально я намеревалась предложить кремовый и розовый тона.
— Старомодное, но милое сочетание.
Броуди рассмеялась, но ее слегка покоробила бестактность Дианы, как было и в тот раз, когда девушка заявила, что надеется больше никогда не увидеть этой кухни. Братья так и не пришли ее навестить, и Диана пребывала в расстроенных чувствах, хотя ее новая работа в Иммиграционном центре действительно оказалась интересной. Она очень нравилась девушке и занимала все ее мысли.
Стены в четырех больших комнатах, которые Броуди предполагала сдавать внаем, были тщательно вымыты, и шелковые обои сверкали во всем своем былом великолепии. Потолки радовали глаз безупречной белизной. Коридор был выкрашен в оттенки глубокого кремового цвета, вымытые оконные стекла стали такими прозрачными, что казалось, будто их нет вовсе, а сад перед домом наконец-то обрел ухоженный и благопристойный вид. Входная дверь по-прежнему была фиолетового цвета. Броуди попросила рабочих слегка проредить плети плюща, обвивавшего оранжерею.
— Он очень красив, и я не хочу все испортить, — заметила она. Обращаясь к Диане, она добавила: — Мама говорит, что отцу очень нравился плющ. Приходя сюда выкурить трубочку, папа сидел и часами смотрел на него.
Леонарда Гослинга, которому принадлежала малярная лавка, попросили вернуть на витрину табличку с объявлением. Броуди сказала, что если на него никто не обратит внимания, она разместит в газете «Ливерпуль-эхо» новое объявление о сдаче комнат внаем, хотя, по ее словам, спешить абсолютно незачем.
Она уже решила, что займет комнату по соседству с Дианой. И теперь оставалось сказать об этом Колину.
— Что? — не поверил тот своим ушам, когда жена сообщила ему о принятом решении. — Ты хочешь сказать, что бросаешь меня? — На лице Колина отразилось неподдельное изумление. Похоже, он был потрясен до глубины души.
— Не совсем так, — возразила Броуди. — Я оставляю тебя и твоего отца.
Было воскресное утро, поэтому Джордж еще не успел явиться в гости. Они с Колином сидели в гостиной, которую Броуди всегда любила. Комната была длинной и широкой, с окнами с двух сторон, в которые по утрам и вечерам заглядывало солнце. Именно здесь разыгрывалась драма их жизни, здесь любили отдыхать и играть их дети, здесь Колин учил их читать и здесь же они делали домашнее задание. На этом самом диване с обивкой вишневого цвета Броуди и Колин сидели, держась за руки, и смотрели телевизор до того, как родились Джош и Мэйзи, а потом, после того как дети уходили спать, иногда и сами засыпали здесь, если программа оказывалась скучноватой. Тот, кто просыпался первым, готовил какао на двоих.
Наконец Колин решительно заявил:
— Не говори глупостей, Броуди, — словно не поверил ни единому ее слову.
— Твоя мать ведь тоже ушла, ты не забыл? И разве ее поступок не наводит тебя на размышления? — Хотя, скорее всего, это лишь напомнило ему о том, что в этом мире есть уже две ненормальные женщины вместо одной. — Я всего лишь буду жить в Бланделлсэндзе, — ласково напомнила Броуди мужу. И тут ей пришло в голову, что сейчас именно она ведет себя как ненормальная. — Это совсем недалеко отсюда. Ты можешь приходить ко мне в гости, когда захочешь, да и я буду заезжать сюда за вещами и тому подобным. То есть если ты меня пустишь на порог, конечно. — Да, она выбрала занятный способ бросить мужа. Броуди улыбнулась, но Колин не принял ее шутки.
— Можно подумать, я оставлю тебя ждать снаружи, — сухо ответил он. В последнее время его голос постоянно оставался сухим — сухим или холодным и жестким. — Твое место здесь, рядом со мной. Отец же не останется жить с нами навсегда. Да и мама может к нему вернуться.
— Не думаю, что тебе стоит рассчитывать на это, Колин. Мне кажется, твоя мама оставила мужа навсегда. Да и я уезжаю не только из-за него, — поспешно добавила она. — Меня не устраивает то, что ты не желаешь и слышать о Мэйзи. Моя мама ничего не знает о внучке, а я же не могу каждый день звонить Джошу, чтобы поговорить о его сестре.
Мальчишеское лицо мужа исказила гримаса.
— Мэйзи получила по заслугам. Здесь не о чем говорить.
— Ну и кто из нас теперь ведет себя глупо?! — вскричала Броуди. Если она не будет следить за собой, то непременно расплачется. — Ведь мы с тобой говорим о нашей дочери, Колин. Нашей маленькой девочке, над которой ты плакал в тот день, когда она появилась на свет.
— Та девочка умерла, — упрямо заявил он. — Она стала другой, и я больше не хочу ее знать.
— Вот потому, что ты так относишься к ней, я ухожу от тебя, Колин. В этом и заключается главная причина.
Глава третья
Диана задержалась в подвале, куда Тинкер отправил ее разбирать залежи одежды, собранной для беженцев. Девушка вывалила на пол содержимое большущего пакета из магазина Джона Льюиса и выбрала из кучи черное вечернее платье с открытыми плечами и корсетом, разукрашенным блестками.
