— Неужели оно может кому-нибудь понравиться? — обратилась Диана к Тинкеру, который в эту самую минуту присоединился к ней.
Он внимательно принялся рассматривать платье, и его зеленые глаза радостно засверкали. Тинкер был всего лишь на дюйм или около того выше ее и напоминал Диане озорного чертенка с вьющимися ярко-рыжими волосами и фантастической улыбкой. Он выхватил платье у нее из рук и приложил его к своему костлявому телу.
— Знаешь, а я и сам не отказался бы от такого подарочка. Что скажешь? — И он пустился в пляс по комнате, по-прежнему прижимая к себе платье. По ходу дела он подхватил и Диану, так что ей ничего не оставалось, как только подчиниться ему.
Девушка звонко расхохоталась. Она не знала, то ли Тинкер действительно голубой, то ли просто прикидывается. Он был слишком странным, чтобы угадать, каков он на самом деле.
— Оно очень тебе идет, — ответила Диана, давясь смехом.
— Тинкер, сынок, ты нужен здесь, наверху! — прокричал Алан. Алан был волонтером и приходил работать в Иммиграционный центр три раза в неделю на полдня. Боксер, вышедший на пенсию, он был уже стар, и теперь только уши, деформированные от ударов, полученных на ринге, напоминали о его былой профессии.
— Иду, милый! — И Тинкер, пританцовывая, вылетел из комнаты. Алан ненавидел, когда его называли «милый», «сердце мое», «драгоценный», «любимый» и прочими ласкательными эпитетами, которые находились у Тинкера буквально для каждого. Что до беженцев-иммигрантов, то подобное обращение приводило их в ужас.
Оставшись одна, Диана сложила черное платье и сунула его в пакет, чтобы затем отдать в благотворительный магазин
[19] на продажу. Кто-нибудь может купить и перешить его — пожалуй, если пришить бретельки и украсить их такими же блестками, как на корсаже, платье будет смотреться очень даже неплохо. В конце концов, его можно использовать для постановок в драматическом кружке.
Диана не думала, что переезд Телефонного информационного центра в Индию принесет ей такую удачу. Работа в Иммиграционном центре помощи беженцам ей действительно нравилась, причем нравилась по-настоящему. Вместо того чтобы целый день отвечать на звонки крайне раздраженных клиентов по поводу неправильных — по крайней мере, так они считали — счетов за газ или электричество (кстати, Диана склонна была согласиться с ними), здесь ей приходилось иметь дело с живыми людьми из плоти и крови. Большинство из них не говорили по-английски, но она уже научилась общаться с ними знаками, на пальцах.
Тинкер, живший здесь же, в помещении Центра, каждое утро готовил завтрак на двадцать-тридцать человек, которые могли заглянуть к ним. Рабочий день Дианы, приходившей на работу к девяти утра, начинался за стойкой дежурного с чашки чаю и бутерброда с ветчиной. В начале одиннадцатого, позавтракав, она мыла посуду и готовила закуски для легкого ленча — что-нибудь совсем простое вроде бобов, спагетти или яичницы с тостами, бутербродов или жареной картошки с приправами. Опоздавшим на ленч оставались, как правило, пирожки и пирожные. Больше в этот день ни обеда, ни ужина не подавалось, хотя желающие могли угощаться чаем, кофе или легкими освежительными напитками вплоть до семи вечера, когда Центр закрывался до утра, но к тому времени Диана уже уходила домой.
Она бросила взгляд на часы и с удивлением обнаружила, что уже начало пятого. Здесь, в Иммиграционном центре, время летело быстро, тогда как на прежней работе оно ползло как улитка.
Центр был создан под эгидой благотворительной организации и существовал на пожертвования и гранты, предоставляемые муниципалитетом Ливерпуля. Раз в месяц Тинкер устраивал собрания по сбору средств, на которые приглашались все желающие. Лео Питерсон пообещал привести в следующую субботу в Центр свою рок-группу «Маленькие Красные Шапочки», чтобы дать небольшой благотворительный концерт; об этом тоже договорилась Диана. Сам Лео играл на ударных инструментах. После завершения ремонта и реставрации «Каштанов» он уже несколько раз приглашал Диану на свидание. Поскольку ему было всего двадцать два, Диана, будучи на два с половиной года старше, так ни разу и не позволила ему поцеловать себя. Девушка чувствовала себя неловко; ей казалось, что она встречается с одним из своих братьев, которые, кстати, так и не удосужились заглянуть к ней, несмотря на то, что прошло уже почти три недели с тех пор, как она ушла из дома на Корал-стрит. Это было довольно-таки неприятно, но новая жизнь настолько увлекла Диану, что времени на то, чтобы предаваться печали, у нее попросту не оставалось. Сама она в старый дом больше не наведывалась, не желая встречаться с Эммой, хотя и понимала, что рано или поздно это непременно случится.
Диана вывалила на пол содержимое последнего пакета. Одежда в нем сильно помялась, и девушка развесила ее на плечиках на специальном кронштейне. Таких кронштейнов в подвале было три: один — для женщин, другой — для мужчин и третий — для детей. Чуть позже, если у нее выдастся свободная минутка, она постарается выгладить эти вещи. Быть иммигрантом и носить одежду с чужого плеча плохо уже само по себе, поэтому Диана делала все возможное, чтобы вещи не имели такой вид, словно последние десять лет валялись на свалке, скрученные в узел.
Хотя она тоже покупала одежду в благотворительных магазинах, она ведь могла этого и не делать, так что девушка не испытывала при этом чувства безысходности. Откровенно говоря, современная мода ей не слишком нравилась и старая одежда казалась более привлекательной и какой-то одушевленной, что ли. Сегодня, например, Диана надела юбку, сшитую вручную из разноцветных лоскутов, и блузку, которая выглядела то темно-коричневой, то зеленой — в зависимости от угла, под которым на нее падал свет, а плечи девушки укрывала невесомая сверкающая накидка-шаль.
— Ты уже закончила возиться внизу, девочка моя? — окликнул ее Алан.
— Почти.
— Роза приготовила нам по чашечке чаю.
— Уже иду.
Диана расставила обувь попарно под каждым кронштейном и поднялась наверх. Крепкое и внушительное трехэтажное здание некогда служило молитвенным домом для адептов какой-то полузабытой и не слишком известной религии. Нижний этаж делился на четыре отдельные комнаты, которые сейчас использовались как регистратура с приемным отделением — Диана слышала, как Тинкер разговаривает там по телефону, — гостиная с телевизором, ресторан и кухня. Второй этаж являл собой одно огромное помещение, в котором субботним вечером будут выступать с концертом «Маленькие Красные Шапочки». На стене висела мишень для игры в дартс, а в углу стоял бильярдный стол. Именно там и сгрудились сейчас молодые люди, и до слуха Дианы донесся звонкий стук шаров. По утрам здесь устраивали импровизированный детский сад для дошколят. Квартиру на третьем, самом верхнем, этаже занимал Тинкер.
Мебель была старой и шаткой, повсюду ощущался какой-то стойкий и резкий запах: древоточцы, как объяснили Диане. Но стены были выкрашены в яркие цвета, и благодаря этому у присутствующих поднималось настроение. Тинкер, который отвечал здесь за все, прикладывал максимум усилий, чтобы посетители Центра чувствовали себя как дома.
