Броуди встала с постели, неторопливо подошла к окну, открыла его и спустилась в сад. Ночью прошел небольшой дождь, и она зябко пошевелила пальцами ног — даже сквозь подошвы туфель Броуди ощущала исходящую от земли сырость. В воздухе витал восхитительный запах свежести, солнце разбудило певчих птиц, и теперь они радостно щебетали в ветвях деревьев.
Как легко было представить, что именно Диана, а не Мэйзи, приходится ей дочерью, хотя совсем недавно Мэйзи тоже была такой же милой и славной. Броуди зашагала по влажной траве, не замечая, что ее туфли быстро промокли насквозь. Она вспомнила, как держала Мэйзи за руку, а дочка скакала рядом с ней. Броуди закрыла глаза и вновь ощутила прикосновение маленьких теплых пальчиков к своей ладони, услышала, как чистым ясным голоском Мэйзи задает самые важные для нее вопросы: «Мамочка, а почему солнце бывает не каждый день? Мамочка, а где находится рай? Ты правда меня любишь, мамочка?» А Броуди подхватывала ее на руки, прижимала к себе и говорила дочке, что она — самая любимая маленькая девочка во всем мире. Она вспомнила и то, как Мэйзи, уже почти совсем взрослая, сидела на качелях, улыбаясь во весь рот, полная жизни. «Здесь я планирую свое будущее», — как-то сказала она. Да уж, вряд ли она планировала стать наркоманкой.
Три недели назад звонила Карен Грант. Увы, сообщить ей было нечего: она пока что не смогла разыскать Мэйзи.
— Но я по-прежнему работаю над этим делом. Я свяжусь с вами, как только узнаю что-либо конкретное, — пообещала она.
Броуди присела на лавку. Лавка была мокрой, но женщина не обратила на это внимания. Она услышала, как скрипнула калитка, и в сад вошел Колин. Это зрелище так поразило Броуди, что она решила, будто ей все это снится.
Он сказал:
— Я так и думал, что найду тебя здесь, поэтому и не стал звонить в дверь.
— Зачем ты пришел? — немного оправившись от изумления, спросила Броуди. Ей по-прежнему казалось, будто она грезит наяву. Она заметила, что каштановые кудри Колина нуждаются в стрижке и что он надел неглаженый блейзер. Спереди на его джинсах красовались масляные пятна, и Броуди решила, что раз сегодня суббота, то он, должно быть, возился со своим «триумфом». Муж выглядел молодо, настолько молодо, что трудно было поверить в то, что он отец двоих взрослых детей. Она вдруг поняла, что по-прежнему любит его, несмотря ни на что, но между ними пролегла незримая пропасть, перешагнуть которую он не мог — или не хотел.
— Я приехал выкосить траву, — заявил Колин, чем снова поверг ее в изумление.
— Здесь нет газонокосилки. — То есть она была, но ручная и очень старая. Чтобы скосить ею траву, понадобилась бы целая неделя, и Броуди уже давно собиралась выбросить ее, но все как-то руки не доходили.
— Я привез нашу, из дому. Она лежит у меня в багажнике. — Колин пнул траву носком туфли. — Даже с такими зарослями это не займет много времени.
— Это очень мило с твоей стороны и… неожиданно, — пробормотала Броуди. Она наконец заметила, что ее юбка промокла насквозь и нижняя часть спины замерзла от сидения на влажных досках. — Но, по-моему, в этом нет никакой необходимости.
— Разумеется, есть, и еще какая, — грубовато ответил он. Пожалуй, Колин был уязвлен тем, что она не выказала ни малейшей благодарности. — Такое впечатление, что траву здесь не косили бог знает сколько лет. Вы что, собираетесь тут коров пасти? Ладно, пойду принесу газонокосилку.
Их газонокосилка работала на бензине. Броуди отродясь не могла запустить ее двигатель, не говоря уже о том, чтобы косить ею траву, зато у Колина не возникло ни малейших сложностей. Косилка вгрызалась в высокую траву, как нож в масло, оставляя после себя ярко-зеленую полосу. Броуди несколько минут понаблюдала за тем, как работает ее муж, а потом взяла из сарая грабли с заржавевшими зубцами и стала сгребать траву в кучу.
Наконец весь сад окрасился в изумрудно-зеленые яркие тона. Броуди принесла из кухни мешки и держала их, пока Колин запихивал внутрь скошенную траву, сучья и опавшие листья. Именно так они всегда работали вместе все эти годы, хотя лужайка в их новом доме никогда не зарастала травой до столь безобразного состояния.
Когда они закончили, Броуди поблагодарила Колина и приготовила ему чай с бутербродами. Они сели за столик в ее комнате, и муж начал мямлить что-то насчет того, что не имел в виду ничего такого, когда предложил ей подыскать себе работу, но Броуди не дала ему закончить.
— Напротив, ты сказал именно то, что хотел сказать, и извиняться тут не за что, — заявила она.
Колин покраснел до корней волос.
— Прости меня. Это была ошибка. Сам не знаю, что на меня нашло. И теперь я больше так не думаю.
Броуди не стала говорить мужу, что его извинения несколько запоздали. Она твердо решила работать и дальше, своим трудом добывая средства к существованию, хотя бы только для того, чтобы доказать ему, что способна прожить и без него.
Некоторое время они сидели молча. Наверху кто-то из квартиранток, Ванесса или Рэйчел, включил телевизор, но звук был очень слабым. Наконец Колин пробормотал:
— Мы справимся с этим, как ты думаешь?
— Даже не знаю, что тебе сказать, — отозвалась Броуди.
Они вновь погрузились в молчание, и когда Колин заявил, что ему пора, Броуди еще раз поблагодарила его за то, что он выкосил траву. Он коротко кивнул и вышел из комнаты.
Подружка Рассела Питерсона явилась на торжество в черном кожаном платье с глубокими разрезами по бокам, которое вдобавок обнажало ее чахлую и прыщавую грудь и почти не прикрывало ягодиц. Большинство молодых женщин были одеты аналогичным образом, так что всего лишь несколько квадратных дюймов ткани на их телах оставляли простор для воображения.
Разумеется, вечернее платье Дианы до полу выглядело очень старомодным. Зато она быстро стала любимицей пожилых женщин, присутствовавших на дне рождения, которые еще помнили те времена, когда сами носили нечто подобное. И пожалуй, не только пожилые мужчины сочли, что девушка в платье из синей тафты, закрывавшем ее от шеи до пят, с пылавшим от смущения лицом и открытой, солнечной улыбкой выглядит привлекательной и сексуальной. По всеобщему мнению, Лео Питерсону просто сказочно, невероятно повезло и он мог считать себя счастливчиком.
Вечеринка состоялась в отеле на набережной. Она уже подходила к концу, когда Лео торжественно взял Диану за руку и вывел в фойе, где царили полумрак и тишина.
— Давай-ка присядем на минуточку, Ди, — предложил он. Голос у молодого человека дрожал и срывался, а на лбу выступила испарина.
— Но мне так хочется танцевать, — запротестовала она.
— Мы вернемся в зал через минуту, — пообещал Лео. Он явно нервничал. — У меня есть для тебя подарок.
— Как здорово! — Диана очаровательно улыбнулась. — И где же он?
— Вот. — Из кармана брюк Лео достал небольшую коробочку, обтянутую черным бархатом, открыл ее и продемонстрировал Диане содержимое. — Это кольцо, — объявил он. — Обручальное кольцо.
