В одном он оказался прав, черт бы его побрал. Никто больше не вспоминал о вчерашнем происшествии, и ко мне снова относились как прежде. Даже проявляли некоторую галантность, догадываясь, что мне не слишком приятно ехать верхом. Муртаг, подмигнув, подложил на мое седло меховую накидку. Я была ему очень признательна. То и дело под разными предлогами мы останавливались, и я могла ненадолго слезть с седла и отдохнуть. Все же путешествие было настоящей пыткой. Я стискивала зубы и думала: черта с два я попрошу вас остановиться, не дождетесь.
Я пыталась испепелить взглядом спину Джейми, но у меня ничего не получалось. Его спина, как всегда, излучала невозмутимое спокойствие. Постепенно успокаиваясь, я думала о том, что он сказал мне вчера: «Ты жила там, где все проще». Действительно, он был прав. В моей прежней жизни не было такого ежедневного риска. Моей целью никогда не было выживание, меня беспокоили только условия жизни, комфорт и благополучие. Мир, в который я случайно попала, был жесток. Люди здесь непрерывно боролись за свое существование. Боролись с суровой природой, с болезнями, от которых не было лекарств, с бесчисленными врагами… И все здесь зависело только от тебя. Если ты сильный и хитрый – ты выживешь, если слабый и неосторожный – пропадешь. В моей прежней жизни не было непоправимых ошибок. Поступила не в тот институт – попробуй еще раз. Вышла замуж не за того – разведись. Не нравится работа – поменяй. Нежеланная беременность – не надо топиться, как бедная Лиза, можно сделать аборт. А здесь каждый шаг мог спасти или погубить чью-то жизнь. Меня уже сто раз могли изнасиловать, избить, пристрелить, зарезать или отправить в Толбот…
Я раньше не задумывалась о том, что цивилизация двадцатого века сделала человеческую жизнь безопасной, практически стерильной. И вот я столкнулась совсем с другой, грубой и жестокой жизнью, которую до сих пор не принимаю всерьез. Я все еще не могу до конца поверить, что я действительно здесь и что это не военно-историческая игра. Все это слишком похоже на романы Вальтера Скотта, но тем не менее мечи и пистолеты у них настоящие. Скорее бы вернуться домой…
Все эти мысли только усиливали мои физические мучения. Наконец я остановила лошадь и принялась внимательно осматривать подкову, как будто бы с ней что-то было не в порядке. Джейми сказал что-то Дугалу, тот кивнул, и процессия всадников и нагруженных повозок медленно удалилась, оставив нас вдвоем.
– Мы можем пройтись пешком, – сказал он. – Дугал будет ждать нас вечером в Лаг-Круме.
– Угу, – сказала я, с наслаждением потягиваясь и не глядя на него.
– Тебя никогда не наказывали в детстве? – спросил он через некоторое время.
– Конечно нет! – ответила я с возмущением, хотя вовсе не собиралась с ним разговаривать. – И мои родители, и дядя Сэм считали, что детей нельзя наказывать. Им нужно объяснять, как взрослым, что они сделали неправильно.
– Я так и думал. Вот почему у тебя такой характер.
– Тебе что-то не нравится в моем характере? И что же, скажи, пожалуйста? – спросила я угрожающе.
– Придется долго перечислять, – засмеялся он. – Как-нибудь в другой раз.
– Кровожадная свинья! – сказала я ему и отвернулась.
– Мой отец, – начал он задумчиво, – лупил ремнем меня с восьми лет. Иногда за серьезные проступки, иногда за всякие мелочи, вроде того, что я съел все ягоды из пирожных, а сами пирожные оставил. Однажды мне досталось за то, что я оседлал корову и ездил на ней верхом. Она еще несколько дней не давала молока. Потом я случайно забыл запереть ворота конюшни, потом я потерял учебники – специально…
Я засмеялась против своей воли. Мое настроение немного улучшилось.
– Когда отец впервые выпорол меня, он сказал: «Я делаю это в первый, но не в последний раз. Мне придется наказывать тебя до тех пор, пока ты не станешь человеком. Твоя задница будет расплачиваться за все глупости, которые придут в твою голову. И запомни: я буду наказывать тебя не для собственного удовольствия, а для твоей пользы. А теперь иди к маме, и пусть она тебя пожалеет. Я знаю, что тебе это не нужно, но это нужно ей». Я вытер слезы и спросил его: «А сегодня ты сделал это не для собственного удовольствия?» Он ответил, что нет. И тогда я сказал: «Да уж, мне тоже совсем не понравилось».
– Ты ни разу не спорил с отцом? Ты же упрямый как баран!
– Конечно, я спорил с ним. И в результате мне доставалось еще больше, потому что я ухитрялся его разозлить, доказывая, что меня не нужно наказывать. Однажды я сказал ему, что порка – это варварский устаревший обычай. Он посмотрел на меня, как будто в первый раз меня видит, и предложил выбрать, что мне больше понравится: быть выпоротым или остаться без ужина. Он очень хорошо знал меня. Конечно, я выбрал порку.
– Да ты просто ходячий желудок!
Я хохотала до слез, пока он рассказывал мне истории из своего детства. Мне снова было легко с ним, и я с удивлением подумала, какой он тонкий психолог, этот чертов проходимец. Он не произнес ни слова утешения, которые только разозлили бы меня, не извинялся, что было бесполезно, он тонко и ненавязчиво предложил относиться ко всему проще, как к неприятному, но смешному эпизоду.
– Слушай, а кто такой садист? – спросил он вдруг, заставив меня вздрогнуть и вспомнить Рэндалла. – Вчера ты ругала меня какими-то непонятными словами.
– Садист – это человек, которому доставляет удовольствие мучить других. Он наслаждается чужой болью, получая от этого сексуальное удовлетворение.
– Ну… я бы не сказал, что наслаждался, мучая тебя, – сказал он, потирая переносицу своим обычным жестом. – Но вчера ты была такая… привлекательная, что ли. Растрепанная, вся красная, с горящими глазами, ты так соблазнительно орала…
– Сволочь! – сказала я и пихнула его локтем в бок.
– Ты не представляешь, что бы я с тобой сделал, если бы ты вчера позволила мне лечь рядом.
– Еще чего! Ты бы рисковал лишиться своей самой дорогой части тела.
– Пожалуй, – согласился он, ощупывая свежие длинные царапины, украшавшие его щеку и плавно спускавшиеся на шею.
К вечеру мы добрались до места встречи, где нас уже поджидал Дугал. У меня ноги подкашивались от усталости, но сидеть все еще было выше моих сил. Поэтому я унесла ужин в нашу с Джейми комнату в надежде наконец отдохнуть, лежа на боку. Поднимаясь по лестнице, я слышала, как Дугал говорит:
– Неплохо для женщины: проехать десять миль и даже не пикнуть. Твоя жена не уступит тебе в упрямстве.
Знай наших, гордо подумала я, запирая дверь изнутри. Немного погодя в дверь постучали. Законный муж хотел войти в свою убогую спальню. Я и не подумала открывать. За дверью несколько минут ходили, шуршали, осторожно стучали, спрашивали вполголоса: «Джули, ты спишь?» – наконец отчаялись получить ответ, и я услышала, как что-то тяжелое устраивается на полу в коридоре. Я хихикала про себя, но меня немного мучила совесть. Через час я решила, что он достаточно наказан.
– Ладно уж, заходи, – пригласила я, открыв дверь.
