Он уезжал на своем обычном поезде, на котором и приехал. Неужели не понимает, что Майлз отслеживает его перемещения?
Костюм удалился, и Майлз остался с двумя молодчиками в черном. Что ж, он придумает, как их использовать.
Сопровождаемый своими новыми няньками, Майлз вернулся в главное помещение. Умыкатели – тридцать или около того оставшихся – готовились к ночной операции. Машину переместили сюда при помощи платформы, которую поднимал на поверхность большой промышленный лифт, потрясающее электрическое чудо.
«Мир меняется», – облокотившись на перила, размышлял Майлз.
Сначала железные дороги, теперь электричество. Сколько времени пройдет, прежде чем люди взлетят в небеса – ведь в Словах Основания написано, что это возможно? Может, наступит день, когда каждый человек познает свободу, ранее доступную одним лишь алломантам-стрелкам.
Перемены не пугали Майлза. Перемены давали возможности, шанс стать кем-то другим. Ни один авгур не беспокоился из-за перемен.
Авгур. Обычно Майлз в себе его игнорировал. Ферухимия сохраняла жизнь – и теперь он едва ли обращал на это внимание, подмечая лишь слабое чувство дополнительной силы в каждом своем шаге. У Майлза никогда не болела голова, он не уставал, не растягивал мышцы, не простужался и не испытывал недомоганий.
Повинуясь внезапному порыву, он схватился за перила, перепрыгнул через них и, пролетев футов двадцать, упал на пол. На краткий миг ощутил то самое чувство свободы. Потом был удар. Одна нога чуть не сломалась – он узнал этот легкий треск. Но трещины в кости зарастали с той же скоростью, с какой появлялись, так что нога толком и не сломалась – трещины возникали с одной стороны и исчезали с другой.
Майлз выпрямился, целый и невредимый. Няньки в черном упали рядом; один, чтобы замедлить падение, бросил перед собой кусочек металла. Стрелок. Что ж, он будет полезен. Другой приземлился плавно, не бросив никакого металла. Видимо, парень – хвататель и, чтобы замедлиться, потянул за металлические балки на потолке.
Майлз зашагал по комнате, проверяя умыкателей, которые готовили снаряжение. Каждый кусочек оставшегося алюминия пошел на пистолеты и патроны. На этот раз из них будут стрелять с самого начала. Во время драки на званом ужине людям Майлза понадобилось некоторое время, чтобы перезарядить оружие, но теперь они знали, чего ждать. Может, их стало и меньше, но они куда лучше подготовлены.
Майлз кивнул Скобе, надзиравшему за работой. Покрытый шрамами бандит кивнул в ответ. Он был достаточно верным, хотя присоединился к умыкателям ради возбуждения, которое даровали грабежи, а не ради какой-то там цели. Из всех только Тарсон – жестокий старина Тарсон – обладал тем, что хоть как-то напоминало истинную преданность.
Скоба твердил, что не предаст, но у Майлза было на этот счет другое мнение. Впрочем, не Скоба выстрелил первым в последней заварушке. Невзирая на торжественные заверения Майлза, что он хочет все изменить, в конечном счете верх одержал его нрав, а не разум.
Конечно, стоило бы проявить осмотрительность. Майлз был из тех, кому на роду написано иметь крепкую хватку и еще более крепкие нервы. Сотворен Треллом, вдохновлен Выжившим, но все равно слаб. Майлз часто сомневался в себе. Неужели это было признаком нехватки рвения? Он ничего в своей жизни не делал, не сомневаясь.
Он повернулся, обозревая своих подданных. Воры, убийцы и фанфароны. Уж какие есть. Майлз перевел дух и воспламенил золото.
Оно считалось достаточно бесполезным алломантическим металлом. Куда менее полезным, чем его сплав, который, в свою очередь, был куда менее полезным, чем сплав любого из боевых металлов. Быть золотым туманщиком считалось немногим лучше, чем туманщиком алюминиевым. Последний обладал настолько бесполезной силой, что вошел в поговорку для обозначения бездельника.
Но золото не было полностью бесполезным. Когда оно загоралось, Майлз раздваивался. Лишь его чувства воспринимали эту перемену, но на миг он становился двумя версиями самого себя – сразу двумя людьми. Один был тем, кем он был раньше – сердитым законником, чья обида росла с каждым днем. Он носил белый пыльник поверх потрепанной одежды и темные очки, чтобы защитить глаза от беспощадного солнца. Темные волосы стриг коротко и зализывал назад. Никаких шляп. Он всегда ненавидел шляпы.
Другой был тем, кем он стал. Одетый как городской рабочий – рубаха на пуговицах, подтяжки, грязные брюки с обтрепанными штанинами. При ходьбе горбился. С каких это пор?
Майлз глядел двумя парами глаз, ощущал два потока мыслей. И каждый из двух этих людей презирал другого. Сердитый и нетерпеливый законник ненавидел все, что не соответствовало строгим нормам правопорядка, и беспощадно вершил суровое правосудие. С особым отвращением он относился к тем, кто когда-то следовал закону, но потом сбился с пути.
Грабитель-умыкатель ненавидел то, что законник позволил другим устанавливать правила. В законе на самом-то деле не было ничего священного. Закон создали власть имущие, чтобы удерживать эту самую власть. Преступник знал, что втайне, в глубине души, законник это понимает. Он был суров с правонарушителями, потому что чувствовал свою беспомощность. С каждым днем жизнь становилась все хуже для хороших людей, которые пытались вести себя правильно, и закон мало чем мог им помочь. Он будто разгонял комаров, не уделяя должного внимания ране на ноге, откуда из рассеченной артерии толчками лилась кровь.
Майлз тихонько ахнул и погасил золото. Он вдруг почувствовал себя слабым и прислонился к стене. Оба охранника с непроницаемыми лицами наблюдали за каждым его движением.
– Идите. – Майлз махнул ослабевшей рукой. – Проверьте моих людей. Используйте алломантию, чтобы определить, нет ли у кого-то на теле металла. Я хочу, чтобы они были чисты.
Охранники переглянулись. Судя по поведению, они не собирались подчиняться.
– Идите, – повторил Майлз более твердым тоном. – Пока вы здесь, от вас должна быть какая-то польза.
Поколебавшись еще мгновение, охранники отправились выполнять приказ. Майлз сполз еще ниже по стене, тяжело дыша: «Зачем я это с собой делаю?»
Ходило множество толков по поводу того, что на самом деле видел золотой туманщик, когда воспламенял свой металл. Безусловно, прошлую версию себя. Только вот было не совсем ясно: в действительности ли существовал такой человек или стал бы таким, избери он другой путь? Эта вероятность всегда вызывала у Майлза смутные мысли о мифическом потерянном металле – атиуме.
Так или иначе, Майлзу нравилось думать, что, зажигая время от времени золото, он каждый раз берет лучшее из того, кем он был, и смешивает с лучшим из того, кем мог бы стать. Делает сплав самого себя. Хотя немного беспокоило, как сильно два человека, которыми он становился, ненавидели друг друга. Он почти чувствовал это – как жар из печи, исходящий от углей и камня.
Майлз поднялся. Несколько человек пялились, но ему было наплевать. Он не из тех преступных главарей, которых часто приходилось арестовывать в Дикоземье. Им следовало выглядеть сильными в глазах подчиненных, чтобы не погибнуть от рук того, кто пожелает захватить власть. Майлза нельзя убить, и его люди об этом знают: как-то раз он у всех на глазах выстрелил себе в голову из дробовика.
