– Я написал письмо, которое Ранетт отошлет констеблям, – продолжал он. – Там описано все, что мне удалось установить, а также мои догадки по поводу того, что сделает Майлз, если мне не удастся его превзойти. Сегодня я не стану ничего предпринимать, пока мы не окажемся на достаточно большом расстоянии от железной дороги и пассажиров. Умыкатели не будут никого брать в заложники. Они постараются действовать как можно быстрее и как можно тише. Но все равно это будет опасно. Люди могут погибнуть, невинные люди. Я изо всех сил постараюсь уберечь их от опасности и твердо верю, что у меня против Майлза больше шансов, чем было бы у констеблей. Я понимаю, что вы учитесь на адвоката или судью и ваше образование предписывает вам обратиться к властям. Принимая во внимание мои планы и обещания, вы воздержитесь от этого и взамен поможете мне?
– Да.
«Гармония, – подумал Ваксиллиум. – Она мне доверяет. Наверное, слишком сильно».
Он вытянул руку и нарисовал прямоугольник вокруг нескольких заметок:
– Это ваша роль.
– Я не буду в вагоне с вами? – Мараси казалась встревоженной.
– Нет. Вы с Уэйном будете наблюдать с вершины холма.
– Вы будете один.
– Да.
Мараси помолчала.
– Вы знаете, что я думаю о вас. А что вы думаете обо мне, лорд Ваксиллиум?
Он улыбнулся:
– Если уж мы играем в эту игру по неким правилам, я не могу рассказать вам о своих мыслях. Вы должны их угадать.
– Вы думаете о том, насколько я молода. И вас беспокоит мое участие в этом деле, ведь меня могут ранить.
– Догадаться нетрудно. До сего момента я дал вам… так-так… три возможности сойти с этой дороги и отправиться в безопасное место.
– Кроме того, – продолжила Мараси, – вы рады, что я настояла на том, чтобы остаться, поскольку от меня будет польза. Жизнь приучила вас использовать любые доступные ресурсы.
– Уже лучше.
– Вы думаете, что я умна, и уже говорили об этом. Но вас тревожит, насколько легко я теряюсь, и вы переживаете, как бы это не использовали против нас.
– В тех отчетах, которые вы читали, говорилось про Пыльного Пакло?
– Конечно. Он был вашим заместителем до того, как вы встретили Уэйна.
– Он был хорошим другом. И настоящим законником. Но я ни разу не встречал человека, которого можно было так легко испугать, как Пакло. Тихонько прикрытая дверь могла заставить его вскрикнуть.
Мараси нахмурилась.
– Полагаю, в отчетах этого не было, – заметил Ваксиллиум.
– В них он описан как очень храбрый.
– Он был храбрым, леди Мараси. Видите ли, многие люди принимают пугливость за трусость. Да, Пакло мог подпрыгнуть от выстрела. А потом бежал проверить, кто стрелял. Однажды я видел, как он смотрел на шестерых, целившихся в него из пистолетов, и даже не вспотел. Вы неопытны. Таким когда-то был и я. Все такими были. Человек измеряется не тем, сколько он пережил. Не тем, как он вздрагивает от шума или как быстро демонстрирует эмоции. А тем, какие уроки он извлекает из того, что ему показывает жизнь.
Румянец Мараси сделался гуще.
– Еще я думаю о том, что вам нравится произносить речи.
– Значок законника к такому приучает.
– Вы… его больше не носите.
– Его можно снять, леди Мараси. Но перестать носить нельзя.
Их взгляды встретились. Ее глаза были глубокими и блестящими, как вода в ручье, что внезапно забил посреди Дикоземья. Ваксиллиум собрал волю в кулак. Он плох для нее. Очень плох. То же самое он думал и про Лесси. И оказался прав.
– Я думаю о вас кое-что еще, – негромко проговорила Мараси. – Угадаете?
«Еще как…»
Ваксиллиум с неохотой отвел взгляд и посмотрел на лист бумаги:
– Да. Вы думаете, что мне следует уговорить Ранетт одолжить вам винтовку. Согласен. Хоть я и советую вам научиться стрелять из револьвера, все же лучше, чтобы в этой схватке вы участвовали с более привычным оружием. Возможно, мы даже подберем винтовку, к которой подойдут те алюминиевые патроны, что прихватил Уэйн.
– А-а. Ну да, конечно.
Ваксиллиум притворился, что не замечает ее смущения.
– Думаю, мне стоит пойти и посмотреть, как там Уэйн и Ранетт.
– Хорошая идея. Надеюсь, Ранетт не обнаружила, что Уэйн стащил у нее пистолет на обмен.
Мараси поспешно направилась к двери.
– Леди Мараси? – позвал Ваксиллиум.
Она приостановилась у порога и с надеждой обернулась.
– Вы отлично меня прочитали, – сказал Ваксиллиум, уважительно кивая. – Не многим это удается. Я, как правило, не даю волю чувствам.
– Курс по продвинутым техникам допроса, – пояснила Мараси. – И… ну, я прочитала ваш психологический портрет.
– У меня есть психологический портрет?
– Боюсь, да. Доктор Мурнбру написал его после того, как посетил Везеринг.
– Так крысеныш Мурнбру был психологом? – Ваксиллиум выглядел по-настоящему сбитым с толку. – Я был уверен, что он шулер, который заехал в город случайно и присматривался, кого бы облапошить.
– Э-э, да. Это часть психологического портрета. Вы, ну, склонны считать всех, кто носит слишком много красного, хроническими игроками.
– Правда?
Мараси кивнула.
– Проклятье. Надо будет ознакомиться с этим портретом.
Когда за Мараси закрылась дверь, Ваксиллиум поднял руку и вдел в ухо серьгу. Ее надо было надевать во время молитвы или каких-то очень важных дел.
Ваксиллиум решил, что этой ночью ему предстоит и то и другое.
16
Уэйн ковылял по железнодорожному вокзалу, опираясь на коричневую трость. Толпа собралась немалая, все толкались и пихали друг друга, желая поглазеть на поезд. Несколько человек ринулись в сторону, и Уэйна чуть не сбили с ног.
Какие же все высоченные! Для Уэйна, чья спина согнулась от прожитых лет, не оставалось никакой надежды разглядеть, из-за чего суматоха.
– Никто не замечает бедную старуху, – проворчал Уэйн.
Скрипучий, носовой и более высокий, чем его обычный голос, с примесью милого говора Марготийского округа. Округ уже не существовал – по крайней мере, в той форме, что раньше, – его поглотил промышленный квартал октанта, и жители уехали кто куда. Умирающий говор для умирающей женщины.
– Никакого уважения. Это, я вам скажу, просто какая-то пародия. Только и всего.
Юноша в толпе оглянулся, увидел древнее пальто до самых лодыжек, изборожденное морщинами лицо, серебристые волосы под фетровой шляпой.
