«С.-Петербургские ведомости», 1792, № 48.
Е.И. Нелидова, Н.Г. Буксгевден, великая княгиня Мария Фёдоровна, Селестин
— Таша, ты? В такую рань? Что случилось? Что-то необыкновенное?
— Катишь, тебя будет просить о разговоре великая княгиня. Я только что узнала и побежала тебя предупредить.
— Очередной скандал. Я отказываюсь от всякого общения с ней.
— В том-то и дело, что наоборот. Великая княгиня ищет примирения и притом немедленного, чтобы избежать совершенно страшного скандала, который может предрешить самым трагическим образом судьбу великого князя.
— О чём ты?
— О свадьбе Александра Павловича. Великий князь категорически отказался участвовать в свадебных торжествах, тем более благословить молодых.
— Ещё одна новость! Если бы ты знала, как я устала от них.
— Мне ли не знать, но пойми, сейчас императрица доведена до крайности! Около неё этот отвратительный Платон Зубов, который её настраивает бог весть на что. Не знаю, сколько в этом правды, но через адъютанта Фёдора Фёдоровича дошёл слух, что императрица готова воспользоваться поводом, чтобы объявить великого князя невменяемым, а Александра наследником престола. Обстоятельства как никогда благоприятствуют подобному крутому повороту. Ну что же ты молчишь, Катишь! Или тебе уже всё стало безразличным? Дорогая моя, соберись с силами, подумай!
— Таша, пусть они, наконец, сами улаживают свои семейные дела. Моя извечная роль семейного ангела-хранителя мне больше не под силу. Да она никак и не окупается, даже простым добрым отношением со стороны великого князя. Я остаюсь виноватой во всём и всегда со всеми моими советами, со всей моей помощью. Что из того, что я приду на помощь и на этот раз? Сохраню великой княгине её семью и ещё больше осложню отношения с НИМ?
— Но как ты себя будешь чувствовать, если он окажется на положении Иоанна Антоновича в каких-нибудь Холмогорах, Тобольске или Березове, если только решение не наступит гораздо раньше и ближе — в равелине Петропавловской или Шлиссельбургской крепости? Катишь, я слишком хорошо тебя знаю, ты не выдержишь. Не выдержишь, Катишь! Если только ты не теряешь надежды, что великий князь сам одумается и сам откажется от своего решения.
— Никогда не откажется, раз сказал. Ты же помнишь похороны его первой супруги. Он обливал её грязью, но и себя поставил в самое унизительное положение обманутого супруга, и тем не менее. Я говорила с ним в те дни — это был кремень. А теперь тем более.
— Видишь, видишь! Великая княгиня со своей стороны использовала все возможные средства убеждения...
— ...и довела его до белого каления.
— Вот именно. Она на этот раз даже бросилась ему в ноги, рыдала перед ним на коленях — он повернулся и вышел, оттолкнув её руки от своих сапог. Его непреклонность была страшной, это все говорят.
— Что вызвало сейчас ЕГО решение?
— Откуда мне знать? Можно только строить предположения. Ты не знаешь, ОН был одинаково против ранней женитьбы сына.
— Ещё бы — в шестнадцать лет, когда невесте и вовсе едва исполнилось четырнадцать. ЕГО нельзя не понять.
— Но главное — в происхождении невесты, которое великий князь воспринял как личное оскорбление со стороны императрицы.
— И здесь ЕГО нельзя не понять. Ведь Луиза-Августа — родная племянница первой супруги великого князя. Это возвращение к самым горьким и обидным воспоминаниям его жизни.
— Ну, да, да, её мать, принцесса Гессен-Дармштадтская, приезжала в Россию в качестве претендентки вместе с двумя своими сёстрами, а теперь по решению императрицы привезла двух своих дочерей на выбор младшему великому князю. Никто не ожидал, что реакция ЕГО окажется такой бурной и категоричной.
— Никто! Опомнись, Таша, именно на такую реакцию и рассчитывала императрица. Она раз за разом унижает собственного сына, показывает, что он ничего не значит в собственной семье, в решении судеб даже собственных детей. А тут ещё полная покорность сына решению бабки — Александр Павлович в восторге от перспективы оказаться ни с того ни с сего супругом очаровательного существа.
— И освободиться от воспитателей, ежедневных уроков и тому подобного, как это было когда-то и с его собственным отцом.
— Вот видишь, видишь, Катишь, ты лучше любого другого понимаешь безысходность положения великого князя. Неужели издевательства над ним должны увенчаться полным успехом? Неужели у тебя уже не осталось и капли сочувствия к этому измученному жизнью человеку? И только ты сумеешь найти слова, которые спасут его, вернут ему хотя бы видимость душевного равновесия. Он так всегда верит тебе!
— Верил. Может быть. Но сейчас...
— Катерина Ивановна! Мадам!
— Что тебе, Селестин? Ты же видишь, я занята.
— Мадам, к вам великая княгиня, и она вся в слезах. Через минуту будет здесь, мадам. Что прикажете делать?
— Принять, конечно. Я выйду ей навстречу. Ваше высочество, вы...
— Оставим формальности, Катерина Ивановна. Для них нет времени. Вы уже известны о решении великого князя не присутствовать на бракосочетании великого князя Александра?
— Слухи во дворце расходятся быстро, ваше высочество.
— На этот раз тем лучше. Я пришла умолять вас доказать великому князю всю пагубность его решения. Он рискует своей свободой, жизнью и благополучием всей нашей семьи. Ведь мы целиком и во всём зависим от воли императрицы, её щедрости, её милостивого отношения. Зачем же бросать её императорскому величеству такой вызов, вы согласны со мной? Скажите, согласны?
— Моё согласие не имеет никакого значения, ваше высочество.
— Но это последняя попытка, Катерина Ивановна. Последняя надежда! Я не представляю, что может ещё нас спасти.
— А великий князь Александр Павлович обращался к отцу с просьбой?
— Нет, он не хочет об этом и слышать. И императрица поддерживает его в этом решении. Но вы же понимаете, Катерина Ивановна, он всего лишь мальчик, который ещё не понял истинной ответственности за каждый поступок. Его нельзя винить. Он очень обижен, и императрица его утешает всеми доступными ей средствами. Отмечать бракосочетание она не станет, а слухи и так уже разошлись по всему двору.
— Хорошо, ваше высочество, я постараюсь присоединить свои доводы и просьбы к вашим. Может быть, они окажутся той пресловутой соломинкой, которая позволила переломить спину верблюда.
— Какого верблюда? Я не понимаю вас.
— Неважно, ваше высочество. Я сделаю что могу.
— О, благодарю вас, благодарю заранее, Катерина Ивановна. Я хотела бы покинуть ваши покои так, чтобы меня видело как можно меньше народа. Такая возможность, вероятно, существует?
— Нет, ваше высочество, в моих комнатах нет потайных ходов. И мне нечего скрывать. Прошу вас, ваше высочество, это единственная дверь.
