Столь трудное чтение Анне было не по плечу. Она отложила его в сторону...
Не затруднилась чтением «Генерального рассуждения» только Екатерина Великая, уже много лет после смерти Анны и самого Волынского, и извлекла из него немало ценнейших для себя мыслей и сведений.
В предисловии кабинет-министр писал:
«Почтенные и превосходительные господа! По должности моей, яко кабинет-министр, елико усмотрел к пользе государственной, и для того к поправлению внутри них государственных порядков сочинил своё рассуждение с явными своими объявлениями и доказательствами, что к явной государственной пользе касается. И ежели не схоластическим стилем и не риторическим порядком в расположении в том своём сочинении глав написал, в том бы меня не предосуждали того ради, что я в школах не бывал и не обращался. Я с молодых лет всегда в военной службе, в которой все свои лета препроводил, и для того, как неучёный человек, писал всё без надлежащих школьных регул, по своему рассуждению. А рассудилось мне зачать писать с Кабинета, где я сам присутствую, а потом и о прочих государственных внутренних делах и управлениях, и ежели вы, господа почтенные, усмотрите что сверх к изъяснению и к дополнению, прошу в том потрудиться, и я на резонабельное буду склонен и сердиться и досадовать на то не стану...»
Затем следовало краткое обозрение истории русской от великого князя Владимира: о прежнем слабом состоянии России, о татарском иге, о Дмитрии Донском и об «выезжем» Волынце, об Иване Грозном, о Петре Великом, о мнимой республике Долгоруких и прочем. Царствование же Феодора и Иоанна Алексеевичей, Екатерины I и Петра II обошёл Волынский молчанием.
В особом рассуждении изложены были занятия Кабинета министров и мнение Волынского, чем оные должны ограничиваться. «Мы, министры, — писал Артемий Петрович, — хотим всю верность на себя принять, и будто мы одни дела делаем и верно служим. Напрасно нам о себе так много думать — есть много верных рабов, а мы только что пишем и в конфиденции приводим, тем ревность и других пресекаем. И натащили мы на себя много дел, и не надлежащих нам, а что делать — и сами не знаем».
Весь свой проект Артемий Петрович разделил на шесть равных частей, и каждую из них доскональным образом разобрал.
В первой части говорил он об укреплении границ и о надлежащем переустройстве армии, во второй размышлял о переделке церковного управления и церковных чинах в государстве, в третьей наиболее подробно разобрал права и обязанности шляхетства, как поправить его дела. Затем шёл раздел о купечестве, о свободной торговле и развитии торговли с другими странами. Ещё два раздела содержали размышления о правосудии и надлежащих законах в стране, и в последней части предлагал Волынский способы экономии государственных средств и изыскания новых источников доходов.
Предложений по поправлению государственного устройства было множество, но главнейшими из них Артемий Петрович считал следующие: звание генерал-прокурора, как соединённое с обширной властью, отменить, ибо он может препятствовать сенаторам в свободном действии, но быть при сенате обер-прокурору. А сенаторам ежегодно обозревать все губернии для усмотрения тамошних непорядков, а для того число сенаторов увеличить; для укрепления границ не только приводить в хорошее состояние крепости, но и поселить армию на границах же, в слободах; неотложно распространять просвещение, особенно между духовенством и шляхетством, а для сей цели завести для духовенства Академию, а знатное шляхетство помещать в чужие земли обучать разным наукам и гражданским правам, чтобы и у нас были свои природные министры.
Он предлагал также по примеру европейских государств ввести шляхетство и в духовный, и в приказной чин, ибо доныне в канцеляриях все люди подлого происхождения. А для священников ввести по приходам сбор, не допуская их к необходимости заниматься хлебопашеством во имя прокормления. Шляхетству предоставить исключительное право заводить винные заводы, а имеющих достаточные деревни обязать содержать также и конные заводы.
Озаботился Волынский и тем, в какие расходы вводило государство бедных дворян, обязывая их иметь лучшее платье, в каком должны являться они на службу. Бедным дворянам и канцелярским служителям необходимо предписать и платье победнее носить, чтобы ограничить их расточительность.
Торговый договор, заключённый в Персии, многому научил Волынского, и в своём проекте предлагал он принять меры к прекращению чинимых воеводами купечеству обид и разорений в торгах. Но чтобы процветала отечественная торговля, надобно запретить и русским купцам вступать в компании иностранные и учредить магистрат, как и прежде было.
Но особое внимание обращал Волынский на то, что на должностях воевод и гражданских чиновников сидят во множестве люди, не знающие грамоты, и потому настоятельно советовал он определять на такие посты людей знающих и учёных.
И ещё одна сторона церковного положения обратила на себя внимание кабинет-министра: он предлагал убогие монастыри обратить в воспитательные дома, а монахам определить приличествующее содержание.
Многие стороны государственной деятельности затрагивались в «Рассуждении» Волынского — речь шла о таможенных и иных сборах, о неоконченных комиссиях по Адмиралтейству, о развитии фабрик и о многом другом...
Но Артемий Петрович не ограничился одним только проектом, писанным с ведома и по разрешению государыни. Он сочинил ещё и два рассуждения «о приключающихся вредах особе государя и обще всему государству», о дружбе человеческой, выделив отдельно деликатную тему о дружбе мужских персон с персонами женскими.
Словом, дозволив Волынскому писать «Рассуждения», Анна словно бы открыла в нём живительный источник самых разных мыслей, которые он и изложил на бумаге.
— Не знаю, к чему меня Бог ведёт, — иногда, усмехаясь, говорил он своим друзьям, — к худу или к добру, и чрез то мне быть или уж очень велику, или уж вовсе пропасть...
Между тем пошли по Петербургу слухи о ночных сборищах у Волынского в доме на Мойке, судили и рядили о том, что читают там из книги Макиавеллиевой и из Юста, говорят непотребные речи. И тем более это подтверждалось, что Волынский ни от кого не скрывался, читал даже отрывки из своих сочинений некоторым придворным, а те толковали их вкривь и вкось. Возражая своим противникам, легко наживал себе Артемий Петрович врагов, и в такое время, когда общество представляло собою печальную картину беспрерывных распрей и всеобщего пронырства.
Граф Салтыков, прослышав про слухи и толки, писал к Волынскому: «Я ведаю, что друзей вам почти нет никого и никто с добродетелью о имени вашем и помянуть не хочет. На кого осердишься, велишь бить при себе, и сам из своих рук бьёшь. Что в том хорошего? Всех на себя озлобил...»
Прав был граф Салтыков. Прошли мимо двора Волынского полицейские служители, да шапки не сняли — велел наказать их кошками — четырехвостными плетями с узелками на концах, введёнными ещё Петром I. Не проследил служитель конюшенного двора за редкой породы кобылой, и она, не разродившись, подохла — того служителя заставил Артемий Петрович в наказание несколько часов ходить вокруг столба по деревянным спицам. Они ломались, впивались в босые ноги огромные занозы, кровь хлестала из пальцев и ступней виновного; за проступки по Адмиралтейству мичмана князя Мещёрского посадил Волынский на острую спину деревянной кобылы, привязав к ногам пудовые гири да живых собак, а лицо его велел вымарать сажей.
