Герцог, являясь перед Петром вечерами, соглашался на все требования российских министров. И все русские дамы стали люто ненавидеть Эйхгольца, считая его виновником всех затяжек по переговорам. Одна лишь Анна понимала, что герцогские интересы этот слуга Карла Леопольда отстаивает лучше всех, и молча соглашалась с Петром, защищавшим Эйхгольца:
— Он прав. Он делает, что государь его велит, и соблюдает его пользу!
Так потихоньку проникала Анна в мудрую и дальновидную политику своего дядюшки.
Герцогу предложили заплатить 200 тысяч рублей серебром — по меркам Мекленбурга 400 тысяч талеров, — доставшихся Катерине по наследству от её родителя, царя Ивана. Но герцог отклонил это предложение, сделав вид, что не желает денег от невесты. Просил лучше гарантировать ему город Висмар. Эйхгольц пришёл в ярость:
— Зачем было вашему высочеству отказываться от этих денег! У нас из-под носа ускользнули эти 400 тысяч талеров! Зачем было не взять этих денег в зачёт за несправедливые притеснения, претерпеваемые мекленбургским краем от российского войска!
Он уже прослышал, вездесущий Эйхгольц, что к Мекленбургу идут войска генерала Вейде и князя Долгорукова, чтобы соединиться с корпусом князя Репнина в Мекленбурге: Пётр подкреплял свои требования силой.
— Берегитесь, ваше высочество, — встревоженно говорил советник герцогу, — как бы эти русские не пожрали целого Мекленбурга...
Но герцог, усмехаясь, отвечал:
— Пустое, они нам ничего не сделают. Нет народа, который довольствовался бы столь малым. Русские едят траву и пьют воду...
Он ещё помнил, этот маленький герцог, какую превосходную дисциплину соблюдали русские войска в 1712 году, когда стояли здесь. И это не стоило ничего, кроме лучшего коня из герцогской конюшни со сбруей, купленной в Париже за 1800 талеров, и кошелька с 1000 червонцами, подаренными главнокомандующему князю Меншикову.
Наконец брачный контракт был подписан и день свадьбы назначен.
После подписания контракта герцог Карл Леопольд показал себя во всей своей истинной сущности. Мало того, что он одевался в шведский костюм и не расставался со своей огромной шведской шпагой — он вёл себя надменно со всеми сановниками русского царя, презрительно разговаривал с ними сквозь зубы, а невесту почти не замечал. И Анна скоро поняла, какая жизнь ожидает её сестру при дворе корыстного и высокомерного супруга.
Узнал и Пётр нрав своего зятя, но отступать не был намерен: как говорят, не давши слово — крепись, а давши — держись. И хоть надоел ему и сделался противен Карл Леопольд, однако свадьбу он решил не откладывать и провести её пышно и весело.
Эйхгольц не раз предупреждай! герцога:
— Ваше высочество, с кем хотите драться, что всегда изволите носить столь большую шпагу? Не лучше было бы, если бы вы одевались одинаково с другими принцами — скромно и без особенного отличия? Взгляните на могущественного вашего тестя! Разве он блещет нарядами? Разве мундир его столь же блестящ, как ваш?
Но Карл Леопольд только обрывал своего преданного советника.
В день свадьбы герцог пообедал дома, а после обеда уселся в своём роскошном наряде, но без манжет, в карету генерала Вейде, чтобы ехать к царю. Перед ним в потрёпанных наёмных экипажах следовала его свита — Вальтер, Габихсталь, Берггольц и Эйхгольц.
Всё население Данцига высыпало на улицы — крыши домов, закоулки, обочины заполнили разряженные бюргеры.
Карета остановилась перед дворцом епископа, и герцог тяжело полез из неё. Ударившись головой о низкую дверцу кареты, герцог оставил на гвозде дверцы свой богатый, в три роскошных локона, парик. Он был лыс, и голая его голова отсвечивала в лучах солнца, пока верный Эйхгольц отцеплял парик и напяливал его обратно на голову Карла Леопольда.
Анна и придворные дамы наблюдали из окна за приездом герцога, и, увидев его маленькую лысую голову, блестевшую на солнце, все покатились со смеху.
С самого раннего утра дворец епископа напоминал растревоженный муравейник. Носились служанки с щипцами для завивки волос, грелись огромные железные утюги, всюду развешаны были на стульях и креслах, разложены на диванах и канапе наряды придворных дам и кавалеров, а в комнате невесты суетилась толпа прислужниц и придворных дам, даже сама Екатерина приплыла сюда. Все они одевали и причёсывали невесту, а шустрая Катюшка только посмеивалась, глядя на всю эту суету, и, пожалуй, нисколько не волновалась, словно и не её судьба решалась сегодня.
Анна сидела в уголке комнаты и ревниво следила, чтобы всё было сделано так, как в день её свадьбы, убирала волосы невесты бриллиантовыми перевязями и без конца примеряла княжескую корону. Бриллианты сверкали в чёрных, как смоль, волосах Катюшки, диадема переливалась всеми цветами радуги. А Анна с грустью думала о том, что весь этот блеск, вся эта роскошь только на один день, а потом наступят будни, и кто знает, что будет с её старшей сестрой? Слава богу, кажется, этот герцог не слишком прикладывается к вину, зато как он скуп, чёрств и невежлив по отношению к сестре, а её, Анну, даже не хочет замечать. Какая же судьба будет у Катюшки? Не такая ли, как у неё, бедной митавской узницы, когда каждый экипаж приходится выпрашивать, а каждую копейку беречь? И нет за спиной каменной стены, нет супруга.
Впрочем, хорошо, что подобного супруга обрела не она, Анна. Уж больно и по виду, и по внешности, да и по всем ухваткам герцог дурной человек. Но все свои мысли она оставляла при себе, желая своей сестре счастья и радости в браке. Может быть, и составят они хорошую пару, ведь Катюшка ничего не берёт на сердце, ничем не огорчается, и все беды проходят мимо неё, как мелочи. Счастливый характер у сестры...
Она сама уже давно завершила свой скромный туалет: придворные дамы высоко зачесали её густые волосы; платье, расшитое серебром, туго и ловко облегало её высокий стан; скромные изумруды на руках и шее дополнили наряд, и Анна была довольна, что может выглядеть на свадьбе сестры прилично.
В покоях, отведённых Петру, собралось много народа. Между всеми выделялся своим высоким белокурым париком и камзолом, расшитым золотом, польский король Август II, у стен теснились нарядные придворные, а сам Пётр и Екатерина сидели на золочёных стульях посреди всего этого великолепия.
Вошла и расположилась у стен свита герцога, а сам он тяжёлой походкой медленно подошёл к царскому стулу.
Пётр встал, ласково обнял и расцеловал герцога, поздравил с важным в его жизни днём и наложил на его грудь орден Андрея Первозванного, самый почётный в России. Голубая андреевская лента пересекла наискось роскошный мундир герцога, а звезда ордена засияла всеми своими бриллиантовыми лучами.
Царь отступил от герцога, и вся свита бросилась поздравлять нового кавалера ордена Андрея Первозванного. Поздравили его и русские вельможи, но вежливо и холодно: все уже успели возненавидеть надменного герцога.
Потом Пётр возглавил процессию, которая через анфиладу комнат двинулась к помещению невесты. У Анны зарябило в глазах, когда она увидела всю толпу пришедших гостей. Пётр взял руки молодожёнов, соединил их, благословив иконой, а Екатерина поцеловала невесту в щёки, а жениха в лоб. Потом попарно процессия отправилась пешком через улицу в часовню, наскоро построенную специально для этого свадебного торжества.
