Она скакала с ним по заснеженным полям, едва проговаривала какие-то слова любви, но все её взгляды, молчаливые вздохи были обращены к нему. Она забыла всё ради этой любви.
Молва уже давно соединила их, но только теперь стали они настоящими любовниками. Слухи расползались, каждый, кто бывал при дворе герцогини, не ленился отмечать расцветшую красоту Анны, её сияющий любовью взор, порывистые движения. Она наряжалась, она хотела нравиться ему и постоянно держала возле себя Бенингну, чтобы выглядеть красавицей на её фоне. Но Бенингне же она поверяла все свои радости. Бенингна оказалась достойной этого доверия и никогда никому ни одним словом не обмолвилась о большой тайне своей повелительницы, никогда никому не ответила утвердительно на провоцирующие вопросы о связи герцогини и конюха, как презрительно отзывались о Бироне при русском дворе.
Докладывали и Петру о связи Анны с Бироном, но он только отмахивался. Он и сам не любил следовать всегдашней морали и не преследовал за нарушение извечных норм — он не был ханжой. «Пусть, — усмехался он, — лишь бы это не мешало делу государственному».
Но беда пришла совсем не с той стороны, откуда ждала её Анна. Она забеременела...
Ах, как всё было бы просто, не будь она царской дочерью! Тогда, с Артемием, не посмела она даже остановиться, прикоснуться к его сильному и, наверное, нежному телу и теперь не могла даже думать о соединении с ним, конюхом, Бироном, дарившим её таким счастьем, о котором она не могла и мечтать! А уж чего бы проще — выйти замуж за этого худородного курляндского дворянчика, стать верной женой, каждый день видеть рядом с собой это сильное мужское тело, эту бледную розовость его лица, эти сжатые в узкую полоску губы и даже этот трогательно длинный и острый нос! Нет, она царская дочь, и никто не позволит ей поступить по своему желанию!
Даже если бы презрела она все условности века, все сословные предрассудки, что ждало бы эту чету? Хорошо, если просто ссылка, лишение всех льгот и кормлений, если просто рай в шалаше. Нет, их ждали бы насмешки и смерть, жестокий век не поскупился бы на самое грубое унижение. Нет, Анна не хотела головы на плахе — ни своей, ни Эрнста...
Таиться, скрывать, втихомолку наслаждаться своим счастьем — вот и всё, что могла позволить себе царская дочь. Но дети? Как разрешить эту ставшую такой сложной проблему? Как хотелось бы ей воспитывать своих детей самой, познать счастье и радость материнства! Но принести дитя, скрывая ото всех, что это её ребёнок, значит, породить злобу, насмешки, угрозу лишить жизни, а уж проклятия матери и вовсе не избежать. И она плакала и плакала в подушку — лишнее дитя, ненужное, обделённое материнским теплом и лаской.
Потому и рассказывала она Бирону со страхом — как воспримет он эту весть, не отшатнётся ли от неё, оставив её одну расплачиваться за грех?
Она заглядывала в его холодные голубые глаза и мучительно ждала ответа. Он — мужчина, почти муж, что он сделает? Конечно, она и одна справится, она и одна устроит так, чтобы нельзя было заподозрить её в незаконном ребёнке, но ей хотелось знать, как на всё это отреагирует он.
Глаза его потемнели, приобрели невиданную ею раньше синеву и глубину.
— Я люблю тебя, Анна, — сказал он, — и я счастлив был бы назвать тебя своей женой, но...
Она молча поникла головой. О, она прекрасно знала все эти «но»...
— Но своего ребёнка я не позволю бросить на произвол судьбы, отдать в чужие руки. Я сам воспитаю его, ведь это мой родной сын, и царских кровей...
Анна в удивлении подняла на него глаза.
— Да, я не отдам его в чужие руки, как делают все короли и цари, бросая своих детей и не заботясь о них.
Она с изумлением смотрела на него.
— Я не могу быть тебе опорой и надеждой, не могу жениться на тебе, но мои дети должны воспитываться в семье, и рядом со мной...
Удивительные вещи говорил он, и оттого на сердце у Анны сделалось тепло, и слёзы закапали из её глаз.
— Мне нужно жениться, и ребёнок должен быть мой, и носить мою фамилию, и быть законным моим сыном...
Она ещё ничего не поняла, но только почувствовала огромное облегчение: он брал на себя всю тяжесть её вины, её греха!
— Моя жена должна стать матерью этого ребёнка...
— Я никогда не забуду, что ты хочешь пожертвовать своей судьбой ради меня, — тихо проговорила Анна.
— У Бенингны никогда не будет детей, — продолжал Бирон, — она не способна выносить и родить ребёнка. Мне надо жениться на ней, и твои дети будут детьми моими и Бенингны...
Странно, как не пришла ей в голову эта простая мысль. Бенингна получит мужа, хотя бы и номинально, она, при её уродстве, не может выйти замуж, а тут... Анна вскинула голову, разом отлетели от неё мрачные мысли. Её возлюбленный, её мужчина оказался благородным и достойным человеком, ради неё он решился на этот брак. И слёзы радости и облегчения снова брызнули из её глаз. Она не ошиблась в своём выборе...
— Но как всё это сделать? — только и спросила она.
— Пусть это не заботит тебя, ради тебя я сделаю всё, что только возможно, — спокойно ответил Бирон. — Не думай, что ты нужна мне лишь как источник богатства и подарков, я люблю тебя, ты женщина всей моей жизни, и я постараюсь оградить тебя от всех забот.
Анна бросилась ему на шею. Она плакала от счастья: наконец-то у неё был мужчина, на которого можно было переложить всю ответственность. И она снова почувствовала себя свободной и счастливой.
— Я объявлю родственникам Бенингны, что уже давно имею с ней связь и она тяжела от меня. Они будут вынуждены пойти на этот брак, хоть по происхождению Бенингна и стоит гораздо выше меня. Они пойдут на этот брак, — решительно сжал он зубы.
Но Анна опять засомневалась: как воспримет это Бенингна, не проговорится ли она, не предаст ли?
— Я всё устрою. — Бирон тихо привлёк Анну к себе. — Не волнуйся, теперь тебе нельзя волноваться: ты носишь наше дитя...
В тот же день Бирон поговорил с Бенингной, и она чуть не задохнулась от счастья, поняв, в какое положение поставлена её герцогиня, что она может не только спасти Анну, но и стать наиболее доверенным её лицом, а к тому же приобрести законного мужа.
Анна расцвела ещё больше, беременность она переносила легко, широкие одежды скрадывали её наступающую полноту, а Бенингна начала потихоньку подкладывать себе на живот маленькие подушки.
Она повинилась матери и отцу, что вступила в связь с Бироном, что он не отказывается жениться на ней — она выдержала бурю и проклятия и стойко играла свою роль. Волей-неволей пришлось родственникам Бенингны согласиться на её замужество — они не чаяли выдать дочь замуж, а то, что её будущий муж — немецкий дворянин, никого не испугало. Анна дала за Бенингной богатое приданое, выпросив у Бестужева, а через него у Петра деревеньки с крепостными людьми для свадебного подарка молодым.
Под венцом Бенингна стояла с сияющим лицом, и всем находившимся в церкви казалось, что невеста действительно счастлива.
