Утешали они себя такими беседами? Или надеялись со временем воплотить в реальность свои идеалы? Вряд ли? Они не верили в чудеса. Они понимали, что здесь, на Соловках, они упокоют свои души, и отдавали все силы на ещё лучшее устройство жизни монашеской братии и всех жителей островов.
Весть из Москвы о смерти митрополита Афанасия Сильвестр и Филипп приняли однозначно:
— Слава Богу.
Афанасий был ярым сторонником Иосифа Волоцкого, сплотил вокруг себя подобных себе стяжателей-иосифлян, а царю потакал во всём. Это он принял условие Ивана Грозного, вернувшегося из Александровской слободы для объявления о введении нового порядка — опричнины и запретившего церкви мешать ему своими просьбами о помиловании тех, кого он определил казнить.
Не все иерархи Русской православной церкви согласились с этим, особенно упорствовал архиепископ Казанский Герман, который, кстати, имел добрую поддержку. Согласись тогда митрополит на созыв Собора, России, вполне вероятно, был бы обеспечен иной жизненный путь, но Афанасий, преклонный годами, не пожелал борьбы, не дал согласия на Собор.
Бог ему судья!
Но кто теперь, после его смерти, будет рукоположен на архипастырство? Понятно, что это весьма интересовало Филиппа и Сильвестра — они оба строили догадки. Однако как только Сильвестр заболел, вселенские заботы для него отступили на задворки. И всё из-за простуды. Игумен и опальный иерей попали в шторм, посещая дальний скит на самом северном острове. Заряды налетали снежные, а Сильвестр не посчитал нужным укрыться даже в надпалубной надстройке, не в пример Филиппу, который спустился в тёплую каюту. Сильвестра продуло основательно, и после возвращения в монастырь он слёг в горячке. Ни травные настои, ни перечные и горчичные пластыри не помогали, иерей таял на глазах и через несколько дней скончался.
Отпевание. Похороны. Впервые монахи увидели своего настоятеля плачущим. Однако он всё же сдерживался при монастырских братьях, зато в своей келье рыдал навзрыд. Тоска не отступала долго, и он не воспринял как следовало бы весть о том, что Иван Грозный определил на митрополитство архиепископа Казанского Германа, хотя знал о его неприятии опричнины. Игумен Филипп даже не задал себе вопроса, отчего так поступает государь.
А Грозному из доносов Тайного дьяка и особенно Малюты Скуратова было известно о разногласиях Германа с Афанасием, и о том знал царь, что именно Герман настаивал на Соборе. Не мог Иван Грозный не знать и того, что Казанский архиепископ — противник стяжателей, стало быть, не почитает царскую власть божественной, не подсудной церкви и наверняка станет противником царю в его неограниченном праве судить рабов своих, казнить или миловать; и несмотря на всё это, Иван Грозный вызвал Германа из Казани в Кремль, а следом созвал архиепископов и епископов для подписания избирательной грамоты.
На что надеялся Иван Грозный? Покорить столь высоким постом строптивца, запрячь его в свою телегу, в то же время заставить всех поверить в то, будто он изъявляет усердие ко благу православной церкви, намереваясь дать ей достойного архипастыря.
К рукоположению Германа всё было готово: архиепископы и епископы уже собрались в Москве, избирательная грамота готова, сам Герман живёт в митрополичьих палатах. Он, долгое время не соглашавшийся принять столь важный сан, в конце концов дал согласие и готовился к посвящению.
Расчёт Ивана Грозного на перевоплощение Германа, однако, не оправдался. В беседе с ним перед самым Собором царь понял: горбатого могила исправит: архиепископ гнул свою линию. Говорил он о царе как об отце подвластного ему народа, о суде праведном и неподкупном на Том Свете, где всё берётся во внимание; не преминул упомянуть и о вечной муке в аду злобных грешников. И ещё — о христианском покаянии.
В задумчивости вышел Иван Грозный из палат митрополичьих, и тут как раз навстречу Малюта Скуратов.
— Что расстроило тебя, мой государь?
Иван Васильевич пересказал разговор с Германом своему главному палачу и услышал в ответ:
— Хочешь иметь второго Сильвестра, да ещё в таком сане? Он станет ужасать тебя, лицемеря, намереваясь овладеть тобой. Гони его, пока не поздно!
— Ты, как всегда, прав. Вон его из палат архипастырских! Поганой метлой!
— Мне исполнять?
— А кому же ещё?
Изгнать — изгнали. Но долго ли церкви пристало оставаться без архипастыря? Вскоре выбор Ивана Грозного пал на настоятеля Соловецкого монастыря игумена Филиппа.
Трудно, почти невозможно ответить на недоумённый вопрос: почему? Царь только что казнил почти всех князей Колычевых, целые семьи извёл, и он наверняка предполагал, что те казни воспримутся одним из Колычевых не как благо; не мог не узнать Иван Грозный и о возникшей между Филиппом и Сильвестром взаимной приязни, об их долгих еженедельных беседах (царь не выпускал из виду ни одного из сосланных), и всё же остановил свой выбор на Филиппе.
Захотел вновь выставить себя перед Двором своим и всем народом беспристрастным правителем, который печётся о добром архипастыре для православных? Может быть?
В общем, верно современники отзывались об Иване Грозном, говоря, что он в своих поступках непредсказуем.
За Филиппом был послан пристав, которому не велено было говорить, чего ради вызвали игумена в Москву, и Филипп решил, что и для него, как почти для всех Колычевых, пробил последний час. Правда, не похоже всё-таки на опалу, ибо пристав проговорился, что приглашается игумен в Москву для совета духовного. Но Филипп, однако, словно предчувствовал, что не вернётся в свой монастырь живым — отслужил литургию, причастил всю братию и, поклонившись могиле Сильвестра, произнёс клятву:
— Что бы ни случилось, я не отступлюсь от нашей с тобой мечты, от идеалов, какие мы считали своим правом и своими обязанностями.
Только в Великом Новгороде игумен Филипп понял, что его ждёт великое: новгородцы встретили его дарами и мольбами, просили молвить царю слово о них, передать просьбу нижайшую, чтобы не разорял бы он впредь их города древнего, не лил бы христианской крови по прихотям своим.
Подобные встречи случились в Волочке, в Твери, в Клину, однако Филипп не мог твёрдо заверить, что исполнит их мольбы, ибо и сам не знал, чем окончится его поездка, что ждёт его в Кремле. Он отвечал неопределённо:
— Если Господь Бог даст мне такую возможность, я буду твёрдо стоять за добро и милосердие, против зла и насилия.
С замиранием сердца и не со спокойной душой подъезжал он к Кремлю, ибо знал, как все тогда в России, непредсказуемость царя, крутого на расправу. Понимал, всё будет зависеть от первой встречи с Грозным, от духовного совета ему: будет ли в угоду кровожадности — один исход; поперёк ли злодейской необузданности — совсем иной, смертельно опасный. Тут хочется или нет, а станешь обдумывать своё поведение при встрече с царём, будешь подыскивать слова, какие предстоит сказать ему.
«Что же, двум смертям не бывать. Пусть даже лютая казнь, но не стану потатчиком козлоплясу и кровавому пиру».
