Получалась впечатляющая, вернее даже, захватывающая повесть о любознательности, предприимчивости и мужестве венедов, вытесненных без малого за триста сотен лет до рождества Христова с Янтарного берега. Понеся поражение от готов, отступили венеды по берегу Балтийского моря на восток, в уютных заливах построили городки свои, один так и назвав Новым Городом, второй — Псковом. В ближайшие два-три десятка лет восстановили торговлю с финикийцами, другими славянскими народами, и по их же подсказке (финикийцы, как и венеды, были испокон веков мореплавателями) начали торить пути к Студёному морю, причём не прорубаясь сквозь земли данов, свеев, а посуху, точнее говоря, по рекам, находя удобные волоки. Не слишком притесняя угро-финские племена, а уживаясь с ними, неся им более высокую культуру. Шаг за шагом многими веками познавали поморы суровый нрав Ледовитого океана, называя его Батюшкой, разведывали, где лучше вести промысел.
Пока посольские суда оснащали, карта берегов Северного Ледовитого океана, Большого и Малого Брунов (ныне Шпицберген), Новой Земли и других многих островов была изготовлена, сшиты в единую стопу записанные рассказы кормщиков, но, кажется, ещё бережнее собирали вместе сказы древних стариков и старух, помнивших старину и даже былины, когда-то услышанные от их дедов и бабушек.
Поразмыслив самую малость, Дмитрий Герасимов решил все бумаги взять с собой. Рассудил вроде бы верно: во время плавания хватит времени, чтобы почитать записанные подьячими былины, да и карту изучить со всем вниманием; но не только это повлияло на решение дьяка, а скорей всего то, что он мог не знать, каким путём станет возвращаться в Москву, а если не морем, то немало тогда времени потребуется, чтобы вызволить оставленные у Веригина карты и записи бесед с поморами.
Серьёзная ошибка, если не сказать — роковая, хотя и свершённая из добрых побуждений.
В Дании переговоры прошли успешно и споро. Король датский без долгих раздумий согласился утвердить договор с Россией о дружбе и взаимной помощи в борьбе против шведов, ибо Дания страшилась усиления Швеции. Договор был составлен на двух языках, датском и русском, подписан и затверждён Золотой королевской печатью, осталось попировать с гостеприимными хозяевами и — в обратный путь. Увы, гонец от Ивана Грозного изменил урок посольству. Гонец, вручив Герасимову послание Папе Римскому, известил:
— Посольству ехать в Рим. Вести с Папой переговоры, чтобы утихомирил тот алчность свеев, ляхов и литовцев.
Посольство разделилось. Одна часть взяла курс в Белое море, вторая, приобретя новый парусник, капитаном которого был голландец, многие годы варяживший на торговых судах, какие ходили вокруг Европы в Италию (называли тогда тот путь из варяг в греки), без происшествий доставил московское посольство в Ватикан.
Вот тут и случилась крамола, долгие годы для России неведомая: один из служек Папы Римского (история сохранила его имя — Боус) не по своей, конечно, воле, тайно осматривая вещи посольства, обнаружил карту островов и берегов Северного Ледовитого океана и с благословения, видимо, Господа Бога, выкрал её всего на один день. Факт кражи временной не был замечен.
Переговоры прошли во взаимном недоверии. Назначенные для переговоров кардиналы упорно требовали от России, чтобы она начала войну с Османской империей. Тогда, по их заверению, вся католическая Европа, вооружившись, придёт братьям во Христе на помощь. Скорее всего тогда Швеция, Тевтонский орден и Литва возвратят исконные русские земли Москве. Однако твёрдые гарантии выполнения этого пункта не давались.
Следуя наказу Ивана Грозного, дьяк Дмитрий Герасимов требовал, чтобы в договоре было непременно записано, каким путём Папа Римский повлияет на тех, кто захватил в своё время русские земли, а относительно войны с Османской империей уверял, что Россия готова выступить в неё в составе объединённых сил государств Европы, выделив до пяти полных полков с достаточным огневым нарядом. Взаимодействие всех войск, какие вступят в сражение с Портой на разных направлениях, должен обеспечивать объединённый Совет воевод. Он должен быть утверждён понтификом.
В ответ посланник Ивана Грозного слышал одно и то же:
— Как только Москва начнёт войну с Османской империей, вся католическая Европа присоединится к ней.
В общем, никаких твёрдых договорённостей, а всё писано вилами по воде. Пшиком окончились переговоры. Ответ понтифика, который Герасимов увозил из Рима, был весьма многословен, даже с клятвенными заверениями в дружбе, однако ни слова, ни полслова о конкретном деле. Вроде бы не заметили в Ватикане просьбы повлиять на Швецию, Польшу и, особенно, Тевтонский орден, чтобы утихомирили они свою алчность и не разоряли бы русские земли так безудержно, как давно того не делали даже магометане.
Единственная малая польза от всех переговоров — посольство снабдили опасной грамотой, подписанной самим Папой Римским, которая позволяла ехать прямым путём через все, даже враждебные России католические страны.
Дмитрий Герасимов был рад, что взял с собой карту Севера и записи бесед с поморами. Он собирался сразу же по возвращении поискать подтверждение некоторых фактов в летописях и других источниках, какие не сгинули где-то в каких-нибудь монастырях под Киевом и Великим Новгородом, куда попы-находники после насильственного крещения славяноруссов начали свозить все письменные свидетельства их истории, и какие не были уничтожены во время татаро-монгольского нашествия и двухвекового ига. Не густо, конечно, но кое-что всё-таки сохранилось. Дмитрий Герасимов нашёл то немногое, что оставалось в Хранилищах, намереваясь этим воспользоваться сразу же после доклада Ивану Грозному о карте и своих замыслах.
Воспользовавшись тем, что царь остался доволен его переговорами с Данией и Ватиканом, что одарил его шубой со своего плеча и со всем причитающимся к ней прикладом, Герасимов напросился на встречу с государем, когда основательно подготовился к отстаиванию своей идеи по устройству Северного морского пути от Колы, Архангельска и Мизени к тёплым морям Восточным, в Аляску, на Курилы и даже в Китай.
Выслушав доклад дьяка Посольского приказа, Иван Грозный задумался. Затем начал рассуждать:
— Строгоновым я велел оберегать восточные украины мои, а они всё глубже и глубже уходят в Сибирь. Продолжают дело, начатое дедом моим Иваном Третьим. Только посильно ли нам такое нынче? Нам бы Литву, Польшу, орден и шведов одолеть, на берегах морских твёрдо вставши, а не мечтать о тёплых морях за многие тысячи вёрст.
Царь замолчал надолго, и дьяк воспользовался этим.
— Дозволь, государь, слово молвить? — дождавшись согласного кивка, Герасимов заговорил уверенно: — Через Пояс с трудными волоками нелегко одолеть Кучума. Тут и к ворожею можно не ходить, хотя и отказываться от нажима на него посуху не гоже. Но по океану — куда как ловчее. Путь поморским кормщикам ведом. В удобных заливах имеются станы. Мангазея, почитай, город крупный. Укрепи его немного и посади стрельцов — вот тебе и оборона берегов Сибирских. Из неё по рекам можно походами ходить, не только в центр Сибири, но и на Юг. До самого Амура и даже за него. Там до китайского рубежа, который зовут они зелёным палисадом, — добрая тысяча вёрст, где по берегам притоков Амура уже есть поселения русских людей. Более того, промышленники через купцов, живущих на Амуре и за ним, торг ведут с Китаем. Пути хорошо знаемы.
