У Туполева был там подшефным колхоз «Кашино». Как-то при встрече я ему говорю: «Андрей Николаевич, Кашино – историческая деревня. Там зажигали лампочку Ильича. Смотрите, в каком неприглядном состоянии ваш подшефный колхоз!» – «Решим все вопросы», – мгновенно отреагировал Туполев.
Вскоре узнаю, что он сам поехал в колхоз, взяв с собой своих руководителей. Там же не откладывая в долгий ящик вместе с руководством колхоза они составили план, как поднять хозяйство. Потом послали туда своих специалистов, и буквально за полгода колхоз преобразился. Ну что для них это стоило? Да ничего! У него только на опытном заводе было 7 тысяч работников и в конструкторском бюро – не меньше. Плюс огромные финансовые возможности.
Колхоз встал на ноги. Люди радовались. Урожайность повысилась. И сразу продукция пошла из этого колхоза. Туполев и сам был доволен.
Был и другой эпизод – тяжелый эпизод в жизни Туполева, – о котором я должен рассказать.
В 1958 году Андрею Николаевичу исполнялось семьдесят лет. Было решение ЦК партии, по которому Туполева должны были чествовать на очень высоком уровне – в Колонном зале Дома союзов с вручением звезды Героя Социалистического Труда. Все члены политбюро ЦК должны были быть на этом чествовании.
И вдруг за короткое время падают три его самолета. Причем во всех трех случаях была ошибка летчиков. «Наверху», учитывая, что самолеты разбились, решили отменить чествование Туполева. Я приехал на завод. В сборочном цехе находился новый самолет. Собрались рабочие, конструкторы, инженеры – более 10 тысяч человек. Стоит трибуна – и ни-ко-го из ЦК нет, ни одного человека!!!
Из министерства приехал заместитель главного инженера главка – это оказался «самый высокий чин»! П. В. Дементьев, председатель Госкомитета Совета министров СССР по авиационной технике, прислал Туполеву телеграмму: «Поздравляю юбилеем! Желаю новых успехов!» И все!!!
В общем, «самым крупным» представителем КПСС оказался там я – первый секретарь Бауманского райкома партии. Мне секретарь парткома говорит:
– Николай Григорьевич, выступите.
– Ну вы бы мне хоть заранее сказали.
– Мы и сами не знали, мы думали, что приедет хотя бы министр.
– Хорошо, дайте мне сосредоточиться, я в конце собрания выступлю.
Мне стало страшно обидно за Андрея Николаевича. Выступление у меня получилось удачное, народ хорошо принял.
В общем, все прошло хорошо.
После официальной части Андрей Николаевич берет меня за руку и говорит: «Пойдем посидим у меня». Поднялись к нему человек двадцать. В его кабинете накрыт стол. Он меня одного тащит за руку дальше. Проходим его личный кабинет, где он занимался один, потом спальню и дальше – в ванную. И здесь он дал волю чувствам.
– Как же они могли так со мной поступить, как же им не стыдно? – восклицал он. – Скоро все поймут, что я не виноват в том, что эти самолеты разбились.
– Да вы что, Андрей Николаевич! – успокаивал я его. – Кто они такие? Вот тот народ, который пришел вас поприветствовать – десять тысяч, – вот кто главный! Те люди, видимо, недостойные, раз они себя так повели! Так что вы зря! Народ вас по всей стране знает, любит!
Мы вышли уже в полном порядке и хорошо отметили его юбилей.
С Туполевым было легко общаться. Он был интересный человек. Последняя встреча у меня с ним была такая. Я приехал из Дании (когда я приезжал в Москву, я всегда ему звонил). Он говорит:
– Слушай, зайди ко мне, я тебе кое-что интересное покажу.
Я к нему приехал, и он привел меня в сборочный цех, где с гордостью показал макет из фанеры в натуральную величину 144-й машины, сверхзвуковой. Мы с ним забрались в салон, там все было как в настоящем самолете. Я говорю:
– Андрей Николаевич, это все очень здорово, но вот у меня возникает вопрос, который, я знаю, на Западе очень беспокоит конструкторов. У них горит кромка крыла у пассажирских самолетов, не выдерживает температуру, потому что нагрузки большие.
Андрей Николаевич, довольный, подробно рассказал мне, как он решил эту задачу с охлаждением кромки крыла.
– Есть еще и второй вопрос, – продолжал я. – Вот вы доставите во Владивосток за два с половиной часа пассажиров из Москвы, но ведь там совсем другие климатические условия. Человек, который за такое короткое время прилетит туда, не сумеет перестроиться. Вы думали над этой проблемой?
– Слушай, – как-то по-мальчишески загорелся он. – А ведь это новая проблема для меня. Я подумаю над этим вопросом!
Это была наша последняя встреча…
Другим знаменитым бауманцем был Сергей Павлович Королев, основоположник практической космонавтики, академик АН СССР, дважды Герой Социалистического Труда. Выпускник 1930 года, Королев был далек от МВТУ. Правда, постоянно в качестве консультанта держал бауманца Феодосьева, потому что тот был «прочнист», занимался оболочками, легкими конструкциями, прочностью таких конструкций, которые Королеву были очень важны при разработке своих ракет.
Жизнь его оборвалась трагически рано и неожиданно. Мне профессор Александр Александрович Вишневский рассказывал, что Королев последнее время жаловался на боли, но специалисты ничего серьезного не находили. Тем не менее решили сделать операцию. Делали ее в субботу в Центральной клинической больнице. Когда Королева разрезали, у него оказалось очень страшное раковое заболевание сложной, быстротекущей формы и уже в таком состоянии, что помочь было невозможно…
При мне начинал сотрудничать с МВТУ Николай Антонович Доллежаль – крупный энергетик, специалист по тепловым установкам, компрессорам, главный конструктор реактора первой в мире АЭС, академик АН СССР, Герой Социалистического Труда. Этот человек очень много сделал для науки. Человек с очень мощным интеллектом. Недаром говорили: «Интеллект надо измерять в «Доллежалях».
Как-то, уже после возвращения из Дании, меня навестил Ростропович, с которым у меня сложились дружеские отношения, и мы с ним поехали в грузинский ресторан. Там я встретился с дочерью Доллежаля Наташей – она была у Ростроповича личным референтом, он ей доверял все свои дела. Неожиданно для меня она очень обрадовалась нашей встрече:
– Ой, знаете, Николай Григорьевич, сегодня папа вас вспоминал: «Вот, – говорит, – был у нас секретарь парткома, мне очень хорошо с ним работалось. Ты не знаешь, как он сейчас?» А я говорю отцу: «Сегодня я встречусь с Николаем Григорьевичем». Он обрадовался: «Передай большой привет Николаю Григорьевичу!»
Вот они такие профессора были. Ему было уже за сто лет, а он вспоминал, как мы встречались в МВТУ им. Баумана!
Другим удивительным человеком был выпускник МВТУ 1934 года Вячеслав Александрович Малышев, Герой Социалистического Труда, заместитель председателя Совета министров СССР. Мне приходилось несколько раз присутствовать на его выступлениях в ЦК. Он рассказывал о проблемах нашей науки и в горкоме партии. Это был блестящий, очень информированный специалист, толковый человек, которого всегда было интересно и полезно слушать.
