Далее я остановился на политике Китая и, естественно, употребил весь арсенал слов, которыми тогда клеймили Китай. «В связи с этим, – говорил я, – исключительно важной является необходимость успешного развития восточной части страны. Конечно, делать это следует на прочной экономической основе. Следует вспомнить тридцатые годы – Комсомольск-на-Амуре, освоение целинных земель. Надо без лишней шумихи поднять нашу славную молодежь, комсомол на это большое дело. Надо убедить их, что сейчас развитие восточных районов не просто романтика и не только экономическая потребность, а нечто более важное и необходимое для Родины».
Не мог я не остановиться и на проблеме национальных отношений. Я подчеркнул, что «всеобщую важность приобретает вопрос об отношении к национальным требованиям. Ленин учил, что каждое национальное требование пролетариат должен поддерживать не безусловно, а в зависимости от того, содействует ли оно равноправию наций, миру между народами и интересам классовой борьбы пролетариата. …Следовало бы подумать над тем, чтобы в дружеской, приемлемой форме подвергать принципиальной критике в нашей научной печати наиболее уродливые проявления национализма и антисоветизма в общественной жизни некоторых братских стран. До сих пор мы это не делаем, что едва ли правильно…
До сих пор кое-кто за рубежом считает, – говорил я, – что интернациональный долг СССР, как крупнейшей социалистической державы, состоит в том, чтобы только помогать, давать, а интернациональный долг малой страны – только в том, чтобы получать, брать… Да, мы оказываем и будем оказывать помощь слаборазвитым странам. Но решение о размерах и формах такой помощи, очевидно, должно базироваться на серьезном анализе расстановки классовых… общественных интересов, происходящих в каждой стране. Нельзя допускать при этом переоценки роли отдельных государственных личностей…».
В частности, я упомянул Индонезию и Ирак, отношения с которыми мы строили, исходя не из анализа реальной политической ситуации в этих странах, а ориентировались главным образом на лидеров этих стран – Сукарно и Касема. В результате имели крупные политические и экономические издержки…
Конечно, ни Брежневу, ни его близкому окружению мое выступление не понравилось, что я сразу же почувствовал.
К этому времени я уже понимал, что уходить из горкома мне все равно придется, коль скоро генсеку не нравится мое поведение. Но дела в Москве шли хорошо. Авторитет Московской партийной организации был высок. На прошедшей в марте 1966 года XVIII конференции Московской городской организации КПСС в результате тайного голосования первый секретарь МГК на выборах в члены горкома прошел единогласно.
Это была хорошая поддержка со стороны столичного актива, и я решил не сдаваться…
Глава 8. 25-летие битвы за Москву
Подготовка к празднованию
В начале 1966 года по инициативе МГК КПСС была разработана обширная программа празднования 25-летнего юбилея разгрома фашистов под Москвой. Все мы в столичном руководстве того времени пережили войну, многие прошли фронт, и желание достойно отметить эту дату было совершенно естественным.
Героические дни обороны Москвы тогда были очень близки всем москвичам. Тысячи и тысячи из них сами были участниками тех памятных событий начала войны.
27 января 1966 года бюро МГК утвердило состав комиссии по подготовке празднования 25-летия со дня разгрома немецко-фашистских войск под Москвой, в которую вошло около сорока человек. Председателем комиссии стал первый секретарь Московской городской парторганизации Н. Г. Егорычев, заместителем председателя – первый секретарь Московской областной партийной организации В. И. Конотоп.
В плане комиссии было намечено провести торжественное собрание в Кремлевском Дворце съездов; организовать совместно с военными научно-теоретическую конференцию; в тех городах и поселках, где остановили врага на подступах к Москве, на сооруженные пьедесталы поднять орудия и танки времен войны. С энтузиазмом было встречено предложение комсомольцев поставить памятники в виде противотанковых ежей на переднем крае обороны Москвы.
В программу празднования славной даты вошли также факельное шествие ветеранов войны и юных москвичей по Ленинградскому проспекту и торжественные собрания в честь славной даты в районах столицы, где перед собравшимися выступят видные военачальники. В Центральном выставочном зале столицы готовилась большая художественная выставка работ, выполненных с первых дней войны и до нашего времени непосредственными участниками боев под Москвой.
Программа была подробная, разрабатывали ее коллективно, поэтому вспомнить, кто что предложил, сейчас невозможно. Специального финансирования под эту программу не открывалось. Все делалось за счет столичного бюджета. Большую помощь оказали военные. Был хороший подъем, проявлялось много энтузиазма.
Жуков на конференции
В конце ноября 1966 года в Краснознаменном зале Дома Советской армии прошла научно-теоретическая конференция, на которой впервые после официального забвения появился Г. К. Жуков.
Там был весь руководящий состав армии – все маршалы, командующие фронтами, армиями.
Я на открытии не присутствовал, но мне сообщили:
– На конференцию пришел Жуков, сел в первом ряду. Народ требует пригласить его в президиум. Что делать? ГлавПУ решить этот вопрос не может.
– Как – что делать? Георгия Константиновича надо пригласить в президиум.
Потом опять звонок с конференции:
– Все требуют дать слово Жукову. Как быть?
– Надо дать.
– А согласовывать с ЦК не надо?
– Для меня вопрос ясен. Перезвоните через минуту.
Кладя трубку, я уже решил взять всю ответственность на себя.
Я отлично знал, как это делалось: позвоню Брежневу, он скажет: «Мы должны посоветоваться». А это всего лишь вежливая форма отказа. Пока будут «советоваться», конференция закончится. А я в этом отказе не сомневался: ведь в 1957 году, когда Жукова снимали со всех постов, самыми активными противниками Жукова кроме Хрущева были Брежнев, Суслов, Кириленко. Все они остались в политбюро. Именно им предстояло решать, давать слово Жукову или нет. Из боязни решат: лучше не рисковать – ведь это Жуков! Мало ли что он сможет сказать!
Я решил поехать послушать. Когда я вошел в зал, Георгий Константинович уже стоял на трибуне. Речь его была логичная, убедительная, исключительно грамотная. Целый час он говорил на подъеме, без бумажки.
Мне потом рассказали, что, когда он вышел на трибуну, все в зале поднялись и стали аплодировать. Когда он закончил свое выступление, присутствующие опять устроили ему бурную овацию. Несмотря на опалу, авторитет Жукова и в армии, и в народе был очень высокий.
После перерыва мы сидели рядом. На мои слова, что он выступил хорошо, Жуков ответил:
– Вы знаете, я к этому десять лет готовился.
