Сперва у меня ничего толком не получалось, но терпение Энн, ее строгие окрики и суровый надзор взяли свое. Я научилась таким вещам, о которых раньше и понятия не имела: чистить и нарезать овощи, перебирать крупу, просеивать муку, мыть полы (Элинна просто гордилась бы мною), протирать пыль, чистить печку, мыть посуду, стирать одежду. Именно во время стирки голубого бального платья мне и пришла в голову идея, как я смогла бы заработать денег. Я ведь умела хорошо шить, а потому предложила Энн раскроить прекрасный материал и сделать из него пару красивых халатиков.
Энн скептически отнеслась к моему предложению, но когда халаты были готовы и она придирчиво осмотрела творение моих рук, то осталась очень довольна. В тот же день сестра Теда принесла первую выручку, сказав, что в магазине готового платья вещи, сшитые мною, были приняты с большой охотой. На первые в жизни заработанные моим собственным трудом монеты Энн купила новый материал, чтобы я пошила еще вещей, а из магазина даже заказ прислали на комплект нижнего белья.
Что касается Теда, то он большую часть дня находился дома, а на работу свою выходил по ночам. Под утро возвращался, принося домой монеты, которые и отдавал своей сестре. Энн всегда тщательно пересчитывала выручку, подозрительно косилась на брата, спрашивая, куда он запрятал остальное, а он отвечал, что отдал ей весь заработок и больше у того виера, или пьянчуги, или элита нечем было поживиться, а сам вскоре исчезал из дома и возвращался под утро мертвецки пьяный. Частенько его притаскивал к дверям Ворон, который спустя несколько дней, как и обещал, передал Теду деньги, вырученные от продажи моего коня. Всю сумму я отдала Энн, чем заслужила еще большее ее одобрение.
Когда прошло немного времени и я несколько привыкла к окружающей обстановке, то поняла, что Энн не в восторге от выбранного братом рода деятельности и всегда ужасно волнуется за него. Позже также узнала, что Тед сидел несколько раз в местной тюрьме, но ее начальник отпускал карманника, когда Энн приносила собранную с немалым трудом нужную для залога сумму. Несмотря на это недовольство, именно на монеты, украденные Тедом, мы с Энн покупали продукты на утреннем рынке. Из дома меня одну Энн не выпускала, а я не особо рвалась прогуляться по вонючим подворотням.
Мое представление о жизни в целом рушилось, как карточный домик. Какая нищета царила вокруг, какое беспросветное отчаяние! Я узнала в полной мере, в каких условиях рос и воспитывался мой отец, и в который раз восхитилась его сильным характером, не позволившим ему сломаться, а, напротив, возвысившим над обстоятельствами. Ведь он не спился, как многие, а пошел учиться.
Теперь я лучше понимала этих людей, которым то самое виерское движение дарило хоть какую-то надежду, принося реальную помощь (выплаты пособий по бедности, возможность официально устроиться на работу или пойти учиться). Позже я больше узнала и о метке Тени. Оказывается, все, кто желал стать участником движения, приносили клятву, и если желание было искренним, на теле проявлялась метка, очень похожая на мою.
Не скажу, что была в восторге от новой жизни, скорее наоборот, но и уйти не могла, несмотря на разочарование и осознание, что Тень не собирается со мной встречаться. Сперва я даже не сомневалась в таинственном предводителе виеров, полагала, он сразу же изъявит желание увидеться, стоит только послать весточку. Однако время шло, а Тень не объявлялся. И каждый день на мой очередной вопрос вор отвечал, что никаких новостей нет. Кажется, Энн с самого начала была права.
Так и проходили дни, которым я потеряла счет. Я все больше погружалась в уныние, совершенно не понимая, что мне делать дальше, а потом вдруг все снова изменилось.
Я спустилась по лестнице и подошла к приоткрытой двери на кухню, когда услышала слово «Тень», и остановилась.
— Что же он не отвечает? Ты ему уже сколько весточек послал?
— Одну.
— Всего одну? Так Фиалке говорил, что несколько.
— Я в самом начале одну отправил, как только она у нас появилась, а ответа не дождался. Мне потом Ворон сказал, что та весточка могла до Тени и не дойти, вроде в отъезде он был, я хотел повторно отправить, а потом жаль стало.
— Чего тебе жаль стало?
— Тебя. Вон как о девчонке печешься, носишься с ней, что курица с цыпленком, повеселела даже. Привязалась ты к ней, а она тоже старается, помогает. Тебе легче намного, ну я и решил… повременю еще с этой весточкой, а отправлю попозже.
— Да ты с ума сошел? Не место ей здесь! Хоть видел, как на нее наши поглядывают? Да она здесь ну точно алмаз в навозной куче. Как говорит, как ходит, да она и полы моет так, словно наклонилась реверанс королю сделать. Наших только метка ее и останавливает.
— А ты сама посуди, стала бы она у нас батрачить, если б было куда пойти? Тень молчит, а она не уходит. Некуда ей податься!
— Дурак ты! А по кому она тоскует тогда здесь, ты не подумал?
— Да чего она тоскует? Нормально с ней все.
— Нормально. Идиот ты и есть! Ничего в женском сердце разглядеть не можешь. Нельзя ее здесь оставлять и точка, не нашего она круга. Уж не знаю, что ее держит, но коли оставим, сломается в этих условиях. Девочка сильная, но и ей защитник нужен.
— Я ее защищаю. Намедни вон как раз Ворону говорил, чтобы и глядеть в ее сторону не вздумал. А он все соловьем разливается: «Какая она ровненькая, ладная. Какие волосы блестящие и кожа чистая!» Никак втюхался в элиту нашу.
— Втюхался? Да твоему Ворону только одного и надо! — В голосе Энн явственно послышалась тревога. — Чтобы не вздумал больше тянуть! Сегодня же весточку Тени отправишь, иначе я этого неуловимого сама сюда за уши притащу, пусть девчонку вытаскивает, коли она его метку имеет.
— Да я ж как лучше хотел!
— Весточку отнесешь, понял?
— Понял.
— И попробуй только солгать, вмиг узнаю, и не поздоровится тебе.
Я развернулась и ушла наверх, так и не сказав потом ни слова об этом происшествии.
— Эй, Фиалка. — Взволнованный Тед прибежал на кухню, где я как раз мыла посуду. — Погляди, погляди, есть ответ! Тень ответил! Вечером отведу тебя в городской сад, в тайное местечко. Изложишь ему наконец свое дело.
Я едва не выпустила из рук тарелку еще при слове «ответ», а сердце взволнованно и тревожно забилось в груди. Мне вдруг страшно стало встречаться с предводителем. Вспомнились все те мысли, что не давали покоя раньше, слухи о нем, о страшном духе, все, что я сама вычитала в библиотеке про эфиальта.
— Чего не радуешься-то?
— Радуюсь. Я растеряна немного, он так долго не отвечал.
Тед только широко осклабился:
— Ну так ответил же. Теперь на лад дело пойдет, а то Энн едва со свету белого меня не сжила с этой весточкой.
— А он… А это безопасно?
— Ты об чем? — не понял мужчина.
— Безопасно встречаться с ним одной?
