— Значит, ты сказала ему о том, что я встречался с менеджером по сбыту «Тиндэлл аксессориз»?
— Ну да, сказала, но…
— Лучше бы ты этого не делала, Хелен. — Голос Бена Харви теперь напрягся от раздражения. — Я не работаю с клиентом через голову агентства, но, если я это делаю, то делаю достаточно осторожно, чтобы агентство никогда ничего не обнаружило. Рассказав Мэрингу, ты практически дала им информацию, что я пытаюсь в обход их вести дела с их клиентом.
— Бен, не сердись на меня! Я не хотела причинить никакого вреда, и, кроме того, Джим уже давно говорил мне, что его агентство заинтересовалось «Мод».
— Извини, дорогая. — Бен вынул портсигар, зажег одну сигарету, все еще хмурясь. — Такие дела обычно делаются скрытно, и тут много аспектов, больше, чем полагается знать агентству. Вот почему я хотел, чтобы ты не проговорилась Мэрингу. — В его голосе по-прежнему звучало раздражение.
Хелен, чувствительная к каждому нюансу, покраснела и опустила глаза, чувствуя себя непослушным ребенком, которому только что сделали выговор. И тут она вспомнила, что говорил Джим о менеджере по сбыту — как там его звали?
— Бен, ты в среду вечером встречался с Эдом Мак-Гафферти? — спросила она.
— Кто это такой? — рявкнул Бен.
— Джим сказал, что он менеджер по сбыту в «Тиндэлл». А ты говорил мне, что собираешься встретиться с ним в среду вечером, чтобы получить кое-какие материалы.
— Послушай, Хелен, я не понимаю, к чему все эти вопросы! Это важное дело, и оно ни в коей мере тебя не касается. К тому же я не знаю никакого Эда Мак-Гафферти. Я встречался с совсем другим человеком.
— Бен…
— Что еще?
— Тебе не надо заговаривать мне зубы, дорогой. — Нижняя губа Хелен задрожала. — Джим видел, как ты садился в такси с Мэвис.
— Да, видел. Мы оба должны были встретиться с этим парнем. Я говорил тебе раньше, что это часть моей работы и что ты должна доверять мне, Хелен. Однако сегодня ты ведешь себя, словно подозрительная жена. А это не может принести ничего хорошего.
— О, дорогой! — Хелен задохнулась, и ее глаза наполнились слезами.
И сразу Бен стал внимательным и нежным.
— Хелен, мне чертовски жаль. Я не хотел так говорить с тобой, дорогая. Я… ну… я был в сильном напряжении последние несколько недель. Работы все больше, и нам приходится искать больше рекламы, и я провел множество вечеров, общаясь с напыщенными людьми только потому, что они нужны «Мод». Только потерпи меня еще немного, и все будет кончено. У нас все пойдет легко, ничего больше не случится. Я люблю тебя, Хелен, я действительно тебя люблю.
Быстро, украдкой Хелен смахнула слезы салфеткой и выдавила дрожащую улыбку:
— Я так хочу верить в это, дорогой. Больше ничего между нами не имеет значения.
— Ну вот и умница. Теперь допьем кофе и пойдем в театр, или мы опоздаем. Я ненавижу приходить после начала спектакля, а ты?
— Я тоже. — Она тихо засмеялась. Все снова было в порядке.
Но Хелен, возможно, не чувствовала бы себя так уверенно, если бы оказалась на следующий день в редакции. Хотя это была суббота, Бен Харви приехал поработать. Через полчаса в его кабинет вошла Мэвис Лоренц.
— Я не хотела появляться одновременно с тобой, Бен. Это показалось бы слишком подозрительным, — объявила она, швыряя свою черную шелковую шляпу на край его письменного стола и стягивая черные лайковые перчатки.
— Не будем тратить времени на пустую болтовню, Мэвис. Я просто хочу получить отчет, насколько ты продвинулась с этим своим планом выкупа акций у сотрудников. И потом быстро рассказать тебе о Лу Розноффе и объяснить, что ты должна сказать Стэну Вильямсону и Энди Джергенсону, когда увидишь их в Лос-Анджелесе.
Бен Харви откинулся на спинку своего вращающегося кресла и зажег сигарету, пока Мэвис открывала свою сумочку из крокодиловой кожи и вынимала из нее маленький блокнот.
— Так вот, дорогой. Как ты знаешь, существует только два пути выяснить, сколько вообще выпущено в обращение акций: или спросить этого старого доходягу Ларкинса, от которого невозможно узнать даже который час, или беседовать с каждым сотрудником, проработавшим в «Мод» больше двух лет, вытягивая из них количество их акций. И не все еще скажут. Так что я начала потихоньку снизу, чтобы никто не стал удивляться. Я купила двадцать акций у Элси Мэтьюс и Арвиллы Джордж в бухгалтерии. Они волновались, что Гарри Эймс может не вернуться, а тогда неизвестно, что будет с их работой.
— Да, этот подход годится для рядового персонала. Сколько ты им заплатила?
— Я платила по две сотни за акцию. Огромная прибыль для них, если считать, что каждая получила пять акций бесплатно. Не забывай, что на низкооплачиваемой работе даже через два-три года не так легко покупать акции по сто долларов за штуку.
— Я все это знаю. Продолжай.
Мэвис снова заглянула в свой блокнот:
— Ну, мы оба согласились, что примерно тридцать пять человек из персонала «Мод» работали здесь с самого начала. Это значит, что у каждого из них по меньшей мере пять акций, бесплатных. Это сто семьдесят пять штук. Теперь предположим, что двадцать из тех тридцати пяти зарабатывают хорошие деньги и могут позволить себе пару акций в год. Так, пусть эти двадцать купили свой максимум — десять за два года. Вот еще две сотни. Предположим, что пятнадцать купили по три, — это среднее, если считать тех, кто купил по максимуму, и тех, кто купил только одну-две. Это еще сорок пять.
— Всего четыреста двадцать, — закончил Бен, зажигая сигарету. — Значит, нам нужно по меньшей мере сорок две тысячи долларов, чтобы выкупить эти акции только за ту цену, которую люди заплатили за них. Но нам необходимо в два раза больше, если мы искушаем их продать с прибылью. И еще не все продадут. Ларкинс не продаст. Вернон Дэвис и Дон Тиллингаст тоже. Я сам собрал двадцать, что дает пятьдесят акций, или около двенадцати процентов общих акций «Мод». Нам нужно гораздо больше, чтобы получить контроль, Мэвис.
— Я собираюсь еще купить, дорогой. Я обедаю с Джойс Рендэлл и Марго Истбрук сегодня в «Ла Фонда». Обе жаждут выйти замуж, и, держу пари, через шесть месяцев они покинут «Мод». На двоих у них десять бесплатных акций, и я уверена, что, когда на Марго в прошлом году свалилась неожиданная удача (умерла ее тетка и оставила ей кое-какие деньги), она купила еще пару. Я предложу им двойную цену.
— Умница. А я собираюсь обработать Кэти Николс. Она честолюбива и хочет остаться здесь и продвинуться. Я сделаю ее заместителем главного редактора и предложу максимальную цену за ее акции. Я скажу ей, что, если с Гарри Эймсом что-то случится, мы все потеряем работу. У меня есть предчувствие, что Кэти продаст. Ты знаешь, она потеряла жениха в авиакатастрофе два года назад и с тех пор стала твердой как камень. Но я использую все свое обаяние.
— Не слишком усердствуй, Бен. Помни, я ревнивая женщина. Теперь, что мне делать в Лос-Анджелесе?
