До сих пор Лёка этого не понимала и теперь впервые осознала свое нехорошее положение.
А ресторанный народ свирепел вечер от вечера, насмешки становились все злее и ядовитее. Лёке казалось, что посетители довольно захудалого, заурядного ресторанчика просто задались целью ее выжить, выбросить вон. Но почему?!
Наконец, нервы кончились, силы иссякли, Лёка бросила ресторан.
Она часто вспоминала свой ужас, когда впервые ступила на круглый стертый ковер, предназначенный для ресторанной певицы. Ноги внезапно ослабели и отказались нести ее дальше, ближе к столикам, где сидели с любопытством взирающие на нее посетители. И Лёка остановилась, где пришлось, робко взглянула на маленький оркестрик — с ним удалось порепетировать всего пару раз — и кивнула музыкантам. И запела свою любимую «Не обещайте деве юной…».
Оркестр был неплохой и к Лёке относился с дружеским участием и пониманием. Но если бы настроение музыкантов разделял кто-нибудь еще…
Наверное, она пела плохо… И видимо, люди из ресторана оказались правы… Эти презрительные взгляды, это унижение, это ее растерянное топтание на грязном ковре… Лёке никогда не забыть и не стереть из памяти тех страшных дней, они стали своеобразными пощечинами, которыми расплатились с ней в ресторане…
Но однажды на улице, когда Лёка шагала в магазин, к ней подошел незнакомый мужчина. Высокий большой лоб увеличивали залысины, делающие мужчину солиднее и умнее. Хотя он все равно выглядел юным.
— Простите, я вас сразу узнал, — неловко улыбнулся мужчина.
Это была улыбка удивительно застенчивого и доброго человека. Большая редкость, подумала Лёка. Она сталкивалась со спокойствием флегматиков, легкими и добродушными усмешками уверенных в себе людей, наглыми погаными ухмылками опытных бабников, кривоватыми оскалами язвительных пройдох и подлецов, откровенным сиянием расчетливых политиков и дипломатов по жизни… Но никогда еще не видела такого смущения.
Удивляла почти юношеская поджарая фигура мужчины. Очевидно, незнакомец принадлежал к породе людей, надолго остающихся мальчишками. Некоторые ходят в них даже всю жизнь. Когда он говорил, у него смешно двигался кончик носа.
Однако новый Лёкин уличный кадр, явно решивший за ней с ходу ухлестнуть, ничем, кроме застенчивости, не выделялся. Такого трудно выделить в толпе и запомнить, поскольку природа не наградила его другими отличительными чертами — ни плохими, ни хорошими. Не красавец и не урод, не высокий и не маленький, не блондин и не брюнет… Лёке такие невыразительные не нравились. То ли дело ее ангелочек Санька…
Лёка порой с грустью вспоминала о нем, но на письма не отвечала. Отец бы узнал — убил… Да и вообще, этот обман… Лёка долго не могла забыть своего унижения и чувства полного смятения, когда выяснилось, что Сашенька с ангельскими глазами попросту обкрадывал Анановых…
Но эта дурацкая робость незнакомца… Лёка считала ее просто недомыслием, доброту часто принимала за тупость и осуждала молчаливых.
В молодости у многих словно совсем другие глаза и другие уши — слышат и видят не то, что есть в действительности. А когда поймут, что смотрели не туда и не так и не слышали то, что нужно, обычно бывает уже поздно.
— А где это вы меня видели? — поинтересовалась Лёка.
— В ресторане, — ответил незнакомец. — Вы так пели… Я заслушался…
Лёка даже перестала дышать от гнева и превратилась в спущенный курок. Мать моя женщина… Этот простак еще измывается?! Вот как опасно верить милым улыбочкам! Именно на них и покупаются сопливые, зеленые дурочки, ничего не знающие о людях, среди которых живут! Так же точно ее завоевал Санька, рассыпавший комплименты направо и налево! Он научил ее многому.
— И вам не стыдно?! — крикнула Лёка. — Такой взрослый, серьезный, степенный мужчина, и смеется над девушкой! Это просто позор! Вы бессовестный!
Лысоватый растерялся и смешно дернул себя за ухо. Словно сам себя наказывал.
— Почему вы решили, будто я вас обманываю? — тихо спросил он, двигая кончиком носа. — Мне действительно понравилось… И запомнилось… Ведь далеко не все люди в зале реагировали так, как вам показалось…
Лёка немного остыла.
— Правда? — пробормотала она. — А для меня все слились в одну злобную неразличимую массу… Все на одно усмехающееся лицо… Я больше там не пою.
— Я знаю, — кивнул мужчина. — Я заходил туда позже, и мне сказали, что вы ушли…
— Это меня ушли… — пробурчала Лёка. — Все-таки нет на свете справедливости!
Но первый поклонник ее таланта с ней не согласился.
— Разве вы считаете, что справедливость заключается в любви и расположении к вам ресторанной публики? И мечтаете петь для ее услады всю жизнь и стать популярной кабацкой певицей? Ведь нет? Значит, все по-своему справедливо. Вам нужно искать другое место.
— Какое? — грустно прошептала Лёка. — И где его взять?.. Я никак не могу его найти…
— А вы плохо ищете! — горячо возразил лысоватый. — И не там, где надо! Я, к сожалению, человек очень далекий от искусства… — Какая жалость, подумала Лёка. — Поэтому не в силах вам чем-нибудь помочь и что-нибудь подсказать. Хотя мне очень хочется… Я твердо знаю одно: вам нужно уезжать отсюда и пробиваться на большую сцену! Там вас ждет огромный успех!
Лёка взглянула на улично-ресторанного ценителя одновременно благосклонно и подозрительно. Не сдвинутый ли малость? Вроде не похоже…
— Я тоже так думаю, — снисходительно согласилась Лёка. — Ждет… Но никак не может дождаться… Спасибо вам на добром слове, а я пошла. К своему успеху!
Лёка помахала рукой незнакомцу и собралась двинуться в путь, но лысоватый ее остановил:
— Скажите, а как ваша фамилия? Я там не расслышал… Хочу запомнить на будущее. Чтобы потом попасть на ваш концерт.
— Фамилия для женщины — нестойкий опознавательный знак, — объяснила польщенная Лёка. — Вы очень добры ко мне… Прямо не ожидала… Настоящий дуся…
— Вот еще что… — неуверенно произнес незнакомец. — Там была такая странная история… Людей, идущих в ресторан в те дни, когда вы там пели, у дверей встречал юноша. И просил вас освистать… Уверял, будто вы бросили дом и семью ради пения и вас необходимо вернуть в родные пенаты. Многие поддавались уговорам… Он просто умолял… Иначе бы все у вас сложилось иначе… Это, наверное, ваш муж?
Юноша?! Лёка вновь едва не задохнулась от бешенства. Гошка, паразит, поганец, сволочь! Ну, дождется! Таких только убивать! И все-таки сообразила справиться:
— А как он выглядел, этот высоконравственный спаситель моей семьи?
— Тоненький, похожий на девочку, кудрявый, — отозвался лысоватый и повторил: — Это ваш муж?
— Подлец он, а не муж! — крикнула Лёка и бросилась к Гошиному дому.
Лёка видела Гошу с момента своего скоропалительного замужества всего один раз. Он как-то вдруг заявился к Лёке в гости.
