Джоун Дидьон «Белый альбом»
В четыре часа утра, когда на моих наручных часах зазвенел будильник, я уже не спал. На самом деле я не спал почти всю ночь, потому что каждый вдох в скудном воздухе давался с трудом, словно я за него боролся. Настало время выползать из теплого кокона, сделанного из гагачьего пуха, на ужасный холод на высоте 6490 метров. За два дня до этого, в пятницу, 26 апреля, мы за один долгий день проделали путь из базового до второго лагеря. Это была третья и последняя акклиматизационная вылазка перед штурмом вершины. Этим утром по плану Роба мы должны подняться из второго лагеря в третий и провести там ночь на высоте 7300 метров.
Роб приказал нам быть готовыми к выходу ровно в 4.45 утра, следовательно, у меня было 45 минут, которых едва хватало, чтобы одеться, впихнуть в себя плитку шоколада, влить немного чая и пристегнуть «кошки». Посветив налобным фонарем на дешевенький термометр на моей куртке, которую я использовал как подушку, я увидел, что температура в тесной двухместной палатке была минус 14 градусов по Цельсию.
– Даг! – прокричал я бесформенному кому в спальном мешке рядом со мной. – Время подниматься на горку, красава. Ты уже проснулся?
– Проснулся? – проскрипел он усталым голосом. – С чего ты взял, что я вообще спал? Знал бы ты, как мне хреново. Че-е-ерт, у меня что-то не в порядке с горлом. Я слишком стар для таких подвигов.
За ночь наши испарения сконденсировались на ткани палатки хрупким слоем инея. Когда я привстал и начал копошиться в темноте, чтобы одеться, невозможно было не задевать низкие нейлоновые стены и крышу, и каждый раз, когда это происходило, внутри палатки начиналась пурга, покрывающая все вокруг кристаллами льда. Дрожа мелкой дрожью, я быстро натянул на себя, один за другим, три слоя ворсистого полипропиленового нижнего белья, затем верхнюю одежду из непродуваемого нейлона и после этого вставил ноги в тяжеленные неуклюжие ботинки. Затягивая шнурки, я поморщился от боли. За прошедшие две недели кончики моих пальцев растрескались и кровоточили, и в холодном воздухе их состояние неуклонно ухудшалось.
Тяжело шагая и освещая себе дорогу налобным фонарем, я вышел из лагеря. Впереди меня, пробираясь между ледяными башнями и завалами из валунов, в сторону ледника шли Роб и Фрэнк. Следующие два часа мы поднимались по склону, пологому, как горка для начинающих лыжников или сноубордистов, пока, наконец, не вышли к расщелине, являющейся верхней границей ледника Кхумбу. Сразу за краем ледника поднималась стена Лхоцзе – громадное наклонное море льда, которое светилось, как темный хром, в косых лучах поднимающегося солнца. Из промороженных высот над нашим головами, словно прикрепленная к небесам, спускалась одинокая нить девятимиллиметровой веревки. Я подобрал ее нижний конец, прикрепил свой жумар
{34} к этой слегка потрепанной веревке и начал подъем.
С момента выхода из лагеря мне было холодно. Я слишком легко оделся с расчетом на эффект солнечной печи, который возникал каждое утро после того, как дневное светило нагревало Долину Молчания. НО ЭТИМ УТРОМ ИЗ-ЗА СИЛЬНОГО ВЕТРА, КОТОРЫЙ ДУЛ ПОРЫВАМИ С ВЕРШИНЫ ГОРЫ, ТЕМПЕРАТУРА ДЕРЖАЛАСЬ, НАВЕРНОЕ, ОКОЛО СОРОКА ГРАДУСОВ НИЖЕ НУЛЯ.
У меня в рюкзаке был еще один запасной свитер, но, чтобы его надеть, надо было сначала снять перчатки, рюкзак и ветровку, и сделать все это, зависнув на веревке. Я не хотел ничего уронить вниз, поэтому решил подождать, пока не дойду до менее крутой части стены, где смогу твердо встать, а не болтаться на страховочной веревке. Поэтому я продолжал подниматься, хотя замерзал все сильнее и сильнее.
Ветер поднимал громадные вихри снежной пыли, которые волнами ниспадали с горы, словно морской прибой, и покрывали одежду слоем изморози. На стеклах моих защитных очков нарос ледяной панцирь, сквозь который было плохо видно. Я начал терять чувствительность в ногах, и пальцы рук одеревенели. Продолжать подъем в таком состоянии было очень опасно. Я шел первым в цепочке на высоте 7010 метров, на пятнадцать минут опережая проводника Майка Грума, и решил подождать его и обсудить сложившуюся ситуацию. Но буквально перед тем, как Майк должен был добраться до меня, я услышал, что из рации за пазухой его куртки раздался голос Роба. Майк остановился, чтобы ответить.
– Роб приказывает всем спускаться вниз! – заорал Майк, пытаясь перекричать ветер. – Уходим отсюда!
К полудню мы снова вернулись во второй лагерь и стали подсчитывать наши потери. Я очень устал, но в остальном у меня все было в порядке. Врач из Австралии Джон Таск слегка обморозил кончики пальцев. А вот Дагу совсем не повезло. Когда он снял ботинки, то увидел, что отморозил несколько пальцев ног. В 1995 году на Эвересте он обморозил ноги так сильно, что ему отрезали часть ткани на большом пальце; кровообращение нарушилось, и его ноги стали крайне восприимчивыми к холоду. Теперь он снова обморозил ноги, и это серьезно уменьшало его шанс подняться на большую высоту, где температура была крайне низкой.
Однако еще хуже у Дага дело обстояло с дыхательными путями. За две недели до отъезда в Непал ему сделали несложную хирургическую операцию на горле, после которой его трахея стала чрезвычайно чувствительна. Этим утром, вдыхая обжигающе холодный воздух он, видимо, обморозил свою гортань.
– Моя песенка спета, – едва слышно шептал он. – Я даже говорить не могу. Видимо, не суждено мне подняться на Эверест.
– Что-то ты слишком рано выходишь из игры, Дуглас, – возразил Роб. – Подожди, посмотрим, как будешь чувствовать себя через пару дней. Ты у нас крепкий орешек. Думаю, после того, как придешь в себя, у тебя есть реальные шансы на успех.
Однако Робу не удалось подбодрить Дага, и тот уединился в нашей палатке и забрался с головой в спальный мешок. Мне было тяжело видеть его в таком подавленном состоянии. Мы стали с ним добрыми друзьями, и он щедро делился со мной опытом, который приобрел во время своей неудавшейся попытки восхождения на вершину в 1995 году. Я носил на шее небольшую бусину дзи – буддистский амулет, освященный ламой из монастыря Пангбоче, который подарил мне Даг в начале экспедиции. Мне почти так же хотелось, чтобы он дошел до вершины, как хотелось дойти самому.
ДО КОНЦА ДНЯ СРЕДИ ОБИТАТЕЛЕЙ ЛАГЕРЯ ЦАРИЛА АТМОСФЕРА ШОКА И ЛЕГКОЙ ДЕПРЕССИИ. ГОРА, ДАЖЕ НЕ УСПЕВ ПОКАЗАТЬ СЕБЯ С ХУДШЕЙ СТОРОНЫ – НА ЧТО ОНА БЫЛА ВПОЛНЕ СПОСОБНА, – ЗАСТАВИЛА НАС УБЕЖАТЬ СО СКЛОНОВ, СЛОВНО ЗАЙЦЕВ. ВПРОЧЕМ, СЕРЬЕЗНОЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ ГОРЫ ПОЛУЧИЛА НЕ ТОЛЬКО НАША КОМАНДА. КАЗАЛОСЬ, ЧТО МОРАЛЬНЫЙ ДУХ СРАЗУ НЕСКОЛЬКИХ КОМАНД ВО ВТОРОМ ЛАГЕРЕ УПАЛ НИЖЕ ПЛИНТУСА.
